С удивлением разглядываю незнакомку. Выше меня и, пожалуй, старше. Лицо круглое, полные губы, из-под платка — кудряшки.
— Вам кого?
— Марию Николаевну Струженцову.
— Проходите.
Показываю, где раздеться, и все не соображу, что ей нужно.
— Может, я сниму туфли?
— Нет, ни к чему.
Она все же снимает и идет в комнату в чулках.
— Не знаю, как и начать, — говорит она. — По дороге слова были, а пришла — растеряла. Вы поняли, наверно, меня прислал Серега…
— Кто?
— Да вы были у нас дома. Я — Завьялова Шура, его мама.
Я даже всплескиваю руками.
— Как замечательно, Шура, что вы пришли сами. Мне давно хотелось поговорить с вами.
Я гляжу на ее кудерьки, на ее полные губы и щеки, и она кажется мне милой.
— Работы много, а теперь заболели двое, приходится в две смены. Ну, конечно, понимают, что у меня дети, отпускают, когда нужно. Вот и сегодня отпросилась. Говорю, делайте что хотите, а к учительнице я сходить должна… Вы чего же вчера с ребятами не зашли ко мне в магазин? — Шура вздыхает. — Сережка-то мой очень хороший. Идешь на работу — спокойна. И Лешу накормит. И обед доварит. А в школе — беда. Не хулиган, а учителей всех против себя поставил. Сама не пойму, то ли не хочет учиться, то ли не может. Раньше даже бить пыталась. Сбежал из дому. Приду с родительского собрания — ног не чую, схвачу ремень, а размахнусь — самой больно. Начинаю плакать. Он молчит, смотрит. Брошу ремень, сяду. Думаю: будь что будет, сколько ни поучится — все польза. Сама забирать не стану. Она рассказывает о себе.
— Живем-то мы без отца. Был муж. Пока пил в меру, не хуже людей жили. И зарабатывал неплохо. Я его питья не боялась. Скажет: купи маленькую — купишь. А потом озверел. Напьется — личность теряет. Пропил Сережкину форму, тот его сам и выгнал.
Она затихает — видно, думает о своей жизни.
— А он, мой Сережка, не безнадежный? — И, не дожидаясь ответа, прибавляет: — Сегодня после дополнительных у меня был. Говорит, Павла Васильевна похвалила.
— Этого я еще не знаю.
— Похвалила, — повторяет Шура. Она смотрит на меня с сомнением, будто не решается что-то спросить. — Мария Николаевна, только честно… Парень у меня нормальный?
— О чем вы спрашиваете, Шура! Конечно…
Она достает платок и вытирает слезы.
— Только вам скажу… — и плачет. — Пишет он что-то ночью. С вечера ходит угрюмый. А потом крутится на кровати, вздыхает. Я притворюсь, что сплю. А он встанет, почиркает бумажку — и назад. А бумажку с собой возьмет. Повернусь к стенке и, пока подушку не проплачу, уснуть не могу. Другой раз найду бумажки-то эти, а там одни каракули. Слов не разобрать. Понимаете, Мария Николаевна, пока отец с ним был, я не боялась. Тот поговорить мог. Они часто о чем-то… А теперь…
Я обняла ее.
— Вы зря беспокоитесь, Шура. Он мне вчера эти бумажки показывал.
— Сам?
— Конечно. Это стихи. Очень хорошие стихи пишет ваш сын, Шура. Только прошу, не мешайте. Да еще не проговоритесь, что я сказала…
— Нет, что вы…
Она затихла и долго глядела в одну точку. Потом поднялась. Задержала взгляд на Вовкиных игрушках.
— Мальчишка?
— Да.
— А муж?
— Не было.
Кивнула.
— А я, дура, сколько за каждого держалась! Думаешь, думаешь, как одной? А вдвоем-то бывает тяжелее. Ну их, — махнула рукой. — Такого добра — моргни глазом, да только вот ребята… — Она вздохнула. — Тут недавно понравился человек, а прийти куда? Так и не решилась…
Зазвенел звонок. Влетел Вовка.
Шура вышла со мной в коридор и стала обуваться.
— Может, и неудобно такое… Но я от всего сердца. Если вам что из промтоваров нужно — пальто или костюм, — скажите. У нас сейчас есть.
Мне действительно было многое нужно. То, что казалось приличным в деревне, тут выглядело старомодным, на первом же педсовете я это почувствовала. Но, с другой стороны, никогда мне к родителям ребят не приходилось обращаться.
Она все поняла.
— Да вы не беспокойтесь, Мария Николаевна. Ничего незаконного не будет. Только что получили товар, все равно пускают в продажу.
— Прямо не знаю…
— Да чего же — не знать? — возмущается Шура, — Придете, как все. Примерите и заплатите в кассу.
Я молчу.
— Странный вы человек, — смеется Шура. — Не с черного ведь, не из-под полы.
— Спасибо, — все же соглашаюсь я. — Костюм мне бы действительно хотелось…
Я надеваю костюм в маленькой квадратной примерочной. Зеркала расставлены со всех сторон, и хотя пройтись невозможно, но я отлично вижу, как хорошо он сидит.