— Нет, нет, не нужно, не нужно… Я сейчас… сейчас… Это нервы. Отец прав: чудес не бывает…
Она вытерла слезы.
— Будь мужественной, Таня, — сказал Кулябкин. — Это даст ему надежду, даст силы. Я буду приходить…
— Спасибо, — едва слышно сказала она. — Спасибо, Боря. Мы знали, что ты нам поможешь.
Он торопился домой, а сам невольно думал то об Иване Владимировиче, то о Тане. «Нелепо-то как… Носил Антипову записки, а он хорошо знал, чего это мне стоило».
Он вздохнул тяжело — сердце щемило — и махнул рукой, прогоняя ненужные мысли. «Нет, — подумал Кулябкин, — к смерти привыкнуть невозможно…»
Бессмысленно поглядел на какую-то маленькую старушку с авоськой, вслух сказал: «К черту! К черту! Помогаешь тем, кто и без тебя бы выздоровел, а вот тут… Ничего совершенно, хоть вой. Бухгалтер, регистратор несчастный, поп, а не врач».
Старушка остановилась, удивленная.
Кулябкин растер ноющую грудь ладонью, пошел быстрее.
Он механически нажал на кнопку звонка и только тогда вспомнил, что ключи у него в кармане.
— А где картошка? — спросила Лида.
Он не понял жену.
— Какая… картошка?
— Та самая, за которой ты ушел полтора часа назад.
Тревожное подозрение промелькнуло в ее глазах.
— Только не говори, что ты простоял в очереди и тебе не досталось…
— Я не был в магазине, — сказал Кулябкин. — Я был у Тани. Почему ты не передала, что она приходила?
— Господи! — тихо сказала Лида. — Ну что за наваждение такое! Неужели опять она? Боря, — почти взмолилась Лида, — подумай, у тебя ребенок. Тебя достаточно поманить пальцем, и ты понесешься к ней снова…
Он резко сказал:
— У Тани болен отец.
— Болен отец, — повторила Лида. — Но разве нет «неотложки»? Участковых врачей? У тебя тоже больна Юлька, разве Таню интересует это?
Лида вдруг заплакала, увидев, его мрачный, насупленный взгляд.
— Я даже в этом ей не верю. Она способна на все, если ей станет нужно…
— О чем ты?
— Я ее не люблю, ненавижу… Я ее боюсь… — сквозь слезы повторяла она.
— Глупо, — сказал Кулябкин. — Страшно глупо, Лида. Я тебя не понимаю…
— Нет, — говорила она. — Понимаешь. Ты очень хорошо понимаешь меня.
Он повесил наконец плащ.
— Ну пускай так, пускай действительно болен… Но разве ты можешь больше других? Нет, нет, что-то у нее еще, что-то ей от тебя нужно.
Она внезапно спросила:
— Что, разводится с Антиповым?
Он промолчал.
— Ну да, конечно… Я так и знала. Я поняла, как только открыла ей двери.
— Но это же подло! — крикнул он. — У Тани погибает отец. Я только что видел обреченного человека.
— И ты собираешься помочь… обреченному? — будто уличая, спросила она.
— Да! — в запальчивости крикнул Кулябкин.
— Почему ты меня обманываешь? — всхлипнула Лида. — Разве я мало делаю для тебя и для Юльки? Разрываюсь между домом и работой…
Он прошел в комнату, присел на край Юлькиной кровати, повернул к себе рисунок. Грузовик с красным крестом вез капусту.
— Помнишь, — сказала Юлька, — давным-давно, может завтра, ты мне обещал сказку про вежливого удава?
— Это грустная сказка. — Кулябкин покачал головой. — И я расскажу ее тебе, когда ты станешь побольше.
— Но я уже большая.
— Недостаточно.
Лида подошла сзади, обняла за плечи, прижалась щекой к его щеке.
— Первый час, — ласково сказала она. — Ну, не обижайся… Я же так… я не хотела…
Он услышал, как она открывает дверцу шкафа, оглянулся. Лида доставала его черный костюм.
— Зачем? — спросил он.
— У тебя конференция… Будет профессор… Я хочу, чтобы ты выглядел красивым.
— Но мне будет неудобно работать.
— Неудобно? — возразила она. — А разве удобнее — неряхой?
Положила костюм на кровать, потом белую рубашку и галстук и вышла.
Юлька дотянулась до его коленки, погладила.
— Папа, — попросила она. — Послушайся маму. Надень галстук и туфли.
— Почему?
— Если ты не наденешь, то мама обидится и будет заставлять меня есть кашу.
Он рассмеялся.
— Это причина, — сказал Кулябкин. — Ладно, надену. Раз дело обстоит так серьезно.
— Очень серьезно, — вздохнула Юлька.
Он поправил перед зеркалом галстук, застегнул пиджак и подошел к Юльке.
— Красивый, — похвалила она.
Он улыбнулся.
— Как ты думаешь, — спросила Юлька, — еще не пора рассказывать сказку? Ну хоть сколько, ну самое-самое…
— Все тебе мало, — пожурила ее Лида и поглядела на мужа. — Вот теперь другое дело! Настоящий ученый!