— Надеюсь, вы понравились друг другу? — спросила она с нервным смехом. — Жаль, что нет Леонида: он бы послушал, — Люся забарабанила пальцами по плите.
Я положил ладонь на ее локоть, но она резко отстранилась.
— Какие у них факты?
— Много.
— И все же?
— Ну, — я пожал плечами, — про того ребенка, что отравился…
— Ах, вот что, — кивнула Люся, — Завьялов — ребенок! Можешь поглядеть на это юное дарование. Это они, они… скооперировались вместе, потому что ненавидят Леонида, не могут простить ему своих же провалов.
Люся сказала «они», и я невольно подумал, что она имеет в виду Машу.
— Кстати, — сказала она с вызовом, точно хотела меня обидеть, — можешь сходить к мамаше Завьялова, поглядеть на этот экземплярчик. Наверняка понравишься ей! Она, говорят, коллекционирует приезжих!
Я слушал все это с недоумением.
— А эта Кликина, — говорила Люся, — и та, вторая, твоя бывшая Магдалина, дрянь и ханжа, неудачница, озлобленная на весь мир, она же с первого дня своего приезда не могла нам простить доброты, которую мы к ней проявили. Ты еще не был у Шишкина? Сходи. Полюбуйся бумажкой, почитай, что они там нагородили.
— Зачем ты так волнуешься? Успокойся.
— Нет уж, позволь сказать. Это Леонид не хотел перед тобой защищаться. Он, видишь ли, гордый. А я нет. Я скажу все. Тебе, конечно, передали историю с фронтовыми письмами?
Я подтвердил.
— Леонид собирался рассказать тебе об этом, но я попросила: пускай Виктор сам вначале посмотрит школу. Если бы он хотел скрыть от тебя этот случай, то он скрыл бы его и от города. А он мало того что не скрыл, но позвал Боброва, председателя исполкома, конечно во вред себе, и провел сбор. Он мне рассказывал об этом сборе, и у меня слезы стояли в глазах. А вот они, эти гады, и тут захотели подставить ему ножку! Мы, видишь ли, чудовища, а они — жертвы! Вот ты скажи, Виктор, тебе хоть раз в жизни пришлось видеть сильного администратора, которого все бы любили? Нет. В том-то и дело. Неужели после первого же разговора с Леонидом ты не понял, что у него обязательно должны быть враги?
— Люся, — сказал я ей, — ты уже наговорила с избытком, и все попусту.
Она удивленно поглядела на меня. Я воспользовался секундой.
— Одно мне действительно непонятно: почему была уволена Мария?
В ее взгляде мелькнула тревога, потом глаза стали холодными.
— Ах, так ты и у нее был?
— Да какая разница! — сказал я. — Был, не был.
— Понимаю, — рассмеялась Люся. — Ты убежден, что она святая. И мои слова режут твой слух.
Мне стало страшно, и я подумал, что сейчас что-то ужасное выльется на меня.
— Тогда чего же ты ее бросил? — спросила она. — Вот была бы отличная пара! Благородный идальго, правда не совсем классик, а чуть похуже. И его Дульсинея, мученица Мария по совместительству.
Это меня разозлило.
— Видишь ли, — нарочно тихо и спокойно сказал я. — Одно мне необходимо: я обязан знать все, о чем пишу. Давай прекратим перепалку. Придет Леонид, и мы во всем разберемся сами.
— Без меня, — сказала она с усмешкой. — Нет уж. Я тоже кое-что знаю, чего же прятаться в кусты.
Она смерила меня презрительным взглядом.
— Ты-то мне понятен. Хочешь быть честным. Да?
— Выпей ты валерьянки! Успокойся!
— Оставь! Если хочешь знать, когда ты уехал в деревню и Леонид сказал, что тебя ищут, я сразу же заявила: осторожно, Леня! У Витьки рыло в пуху. А это значит, что сегодня он за тебя, завтра — против. Достоинства определенного рода женщин. Тебе никто не говорил, что у тебя женский характер?
— Слушай, — сказал я, еле сдерживаясь, — говори, да не заговаривайся!
Вот так та́к! Началось с шутки, а кончилось рубкой.
Я, кажется, недооценил Люську. Я думал, она никакая, но это была личность! И укусить могла как нужно.
Я пошел к вешалке, но она загородила мне дорогу.
— Он уходит, — сказала она скорее удивленно, чем с возмущением. — Ай-яй-яй, Витя! Нельзя так, некрасиво. Давай перейдем к главному вопросу. Ты обиделся, оскорбился даже, что тебя погладили против шерсти. Тогда ответь мне, отчего ты оставил Машу?
— Разлюбил, — сказал я, страдая оттого, что мне приходится продолжать этот разговор.
— Понятно. А главное — просто. Разлюбил и ушел. Предположим. Но позже, через полгода, ты даже не поинтересовался, как прошли ее роды?
Я посмотрел на Люсю. Она продолжала улыбаться и даже что-то сказала, но я ничего не слышал.
А может, это неправда? И в ту же секунду я сказал себе: правда.
Значит, скрыла?
Значит, у меня ребенок?!
Сын или дочь?