НА ЛИНИИ ОГНЯ
П.ЧЕРНОВ
ФРОНТОВЫХ ДОРОГ НЕ ВЫБИРАЮТ
НА ЛЬВОВСКОМ НАПРАВЛЕНИИ
Есть старая и очень верная поговорка: дорог на войне солдаты не выбирают. Мой фронтовой путь начинался на западной окраине города Львова…
Пятая зенитная батарея разместилась на открытом взгорке вблизи опушки соснового бора, который тянулся отсюда неширокой лентой до самой границы. Пятитонные орудия, упираясь стальными лапами в землю, стояли по углам небольшого квадрата, соединенные электропроводами с прибором управления. В отделении прибористов я числился третьим номером.
В ту пору зенитная артиллерия находилась в процессе формирования. Правда, старший начсостав полка уже имел некоторый боевой опыт, а вот молодым офицерам приходилось учиться самим и учить нас. Не знаю, как у других, а у зенитчиков сутки были расписаны по минутам — занятия шли днем и ночью, в любую погоду. Отрабатывалась задача: научиться стрелять по скоростным целям — самолетам и танкам. Занятия по огневой подготовке (мы их называли «немой» стрельбой) выматывали все силы. Подается команда: «За орудия и приборы!» Наглухо застегиваешь ворот гимнастерки, подхватываешь через плечо противогаз, карабин — за спину, и со всех ног — к прибору управления огнем… Садишься на свой стульчик, правая рука на барашке. Моя обязанность — корректировать угол возвышения… Цель движется, прибор чутко следит за ней. А я должен мгновенно вносить поправки… В знойный полдень железный короб прибора пышет жаром раскаленной печи, пот льется в три ручья, а тебе нельзя отвести глаз от пляшущих стрелок на циферблате угломера. От орудия доносится звон падающих гильз. Огневикам тоже не позавидуешь: всего за пять минут «боя» заряжающие перебрасывают из рук в руки более пятидесяти пудовых снарядов. Тяжело в учении…
Напряженная подготовка не прошла даром. На всеармейских артиллерийско-стрелковых соревнованиях пятая батарея завоевала первое место. Командующий войсками округа генерал Г. К. Жуков объявил нашему комбату лейтенанту Березняку благодарность.
Памятный сорок первый год начинался тревожно. Пожар войны, охвативший Европу, приближался к границам нашей Родины. Его смертоносное дыхание мы, зенитчики, чувствовали, пожалуй, острее других. В январе полк перевели на повышенную боевую готовность.
Теперь учебу приходилось сочетать с неусыпным дежурством. Зубри уставы, наставления полевой службы и на небо не забывай поглядывать. Всякие отлучки с батареи были запрещены не только рядовому составу, но и офицерам. В календаре для нас уже не было красных чисел, а в распорядке дня — личного времени. Каждый день был похож на другой: дежурство, занятия… Короткое оживление вносила в нашу жизнь только почта. Батарея была целиком укомплектована сибиряками — в основном призывниками из города Сталинска и сельского района того же наименования. Многие знали друг друга еще до призыва на действительную службу. Поэтому каждое письмо было интересно всем, пробуждало воспоминания о родном крае, волновало.
Напряжение и тревогу вызывали частые инспекторские проверки боеготовности. Приезд на батарею представителей высокого командования для солдата далеко не праздник, а всегда еще один трудный экзамен. Никогда не предугадаешь, о чем тебя спросят, а отвечать и действовать надо сноровисто и толково. Однако экзамены мы выдерживали, как правило, на «отлично». Лейтенанту Березняку не приходилось за нас краснеть.
Но последняя проверка, помнится, нас особенно насторожила. Случилась она в первых числах июня. Поднялись по тревоге. Брезжил рассвет. Едва успели занять боевые посты, как раздалась команда: «Танки на батарею!» Расчеты действовали без суеты и в хорошем темпе, но похвалы на этот раз не дождались. Проверяющие с необычайной придирчивостью анализировали работу всех и каждого, обращали внимание на малейшую заминку и требовали повышения боеготовности.
В конце первой недели июня на батарее ввели полевой режим. Наблюдали за небом непрерывно, а отдыхали урывками, спали не раздеваясь. Одна забота: боеспособность, боеспособность, боеспособность… «Что ж, надо так надо», — думал я про себя.
— Сержант Чернов — к комбатру[1]!
Березняк стоял у своей палатки. Чуть выше среднего роста, стройный, в чистой гимнастерке со свежим подворотничком и начищенных сапогах. Для нас он всегда служил образцом воинской выправки, даже в офицерской среде выделялся бравым видом, и, как мы замечали, командир полка подполковник Герасимов, тоже отличал нашего комбатра и относился к нему с подчеркнутым доверием.
Докладываю:
— Товарищ лейтенант! Сержант Чернов по вашему приказанию прибыл.
Березняк прищурился, улыбнулся.
— Какое сегодня число?
— 21 июня, товарищ лейтенант.
— С этого дня назначаетесь электриком батареи. Командиру отделения такой приказ отдан. Хозяйство поручается сложное. Головой за него отвечаете. Ясно?
— Так точно, ясно, товарищ лейтенант!
— Тогда идите и принимайте!
Новое назначение — не новое отличие, лишает душевного равновесия. Без электроэнергии батарея слепа и мертва. А Березняк так и сказал: «Головой отвечаешь». Решаю срочно проверить аккумуляторы, подзарядить их… И движок стоит привести в порядок…
Было уже темно, когда я подошел к своей палатке. Тихо. Из леса тянуло прохладой. И ничто, казалось, не предвещало грозы.
За столиком, где мы обычно коротали минуты досуга, сидел в полной форме Павел Багин, покуривал самокрутку. Среди земляков Павел был моим самым задушевным другом. По профессии мы с ним электрики, вместе работали на Кузнецком металлургическом комбинате. Вот уже год служим в одной батарее и спим рядом в одной палатке. По натуре Павел, как говорят в народе, рубаха-парень, любит шутки и за острым словом в карман не полезет.
— А, энергетик нарисовался, — хмыкнул Павел. — Поздравляю с повышением.
— А тебе откуда это известно?
— Тоже мне секрет. Я же разведчик — глаза и уши…
— Хватит трепаться.
— Везет тебе, Петро, ей-богу. Сейчас пойдешь спать. А тут вот иди караулить луну, не упадет ли она с неба.
— Служба, Паша, служба!
— Скучновато глядеть в ночное небо. Сейчас бы к кому-нибудь в окошечко затемненное заглянуть…
Павел затоптал окурок, подхватил карабин и зашагал на свой НП. И не думал я, что на рассвете Павел Багин первым на батарее услышит зловещий гул «юнкерсов», подаст сигнал тревоги, и прозвучит резкий голос Березняка:
— Батарея, к бою!
Так и было.
Я выскочил из палатки. Слева предутреннюю дымку тумана разрывали огненные вспышки, оттуда разносились глухие разрывы бомб. На северную окраину города, в район Скниловского военного аэродрома, где с полгода тому назад была огневая позиция нашей батареи, пикируют разлапистые «Юнкерсы-88». Над туманной дымкой поднимается черное клубящееся облако.
— Подготовить снаряды к бою! — слышится команда комбатра.
Мое хозяйство в порядке. Дальномерщик Ивойлов приник к окуляру, медленно поворачивает сигарообразное тело прибора, но над нами целей нет.
К полудню служба наблюдения сообщила, что курсом через нашу зону движется большая группа «юнкерсов». Вскоре вырисовался и журавлиный клин бомбардировщиков.
— Высота! — Березняк поднял руку.
— Пять тысяч пятьсот, — рапортует Ивойлов.
Заработала служба управления огнем. Приборы по синхронной связи передают данные азимута и угла возвышения орудий. Наводчики вздыбили стволы.
— Есть совмещение! — докладывает командир приборного отделения сержант Серебряков.
— Темп 5!
— Есть темп 5!
— Огонь!
Четыре сероватых облачка повисли впереди строя бомбардировщиков. Через пять секунд снова:
— Огонь!
Заговорили батареи всего полка. Сплошная стена разрывов встала перед строем «юнкерсов», их клин рассыпался на звенья, только отдельные самолеты стороной прорвались к городу, нанесли удар по железнодорожному вокзалу и нефтеперегонному заводу.
1
Комбатр — командир батареи. По техническим причинам разрядка заменена болдом