Наверное, этот внезапный удар настолько ошеломил немцев, что их артиллерия враз смолкла. Над Ярцевом появился немецкий самолет-разведчик. Он, как коршун, долго кружил над городом.
Много позднее мы узнали, что стали свидетелями залпа наших прославленных впоследствии «катюш».
На ярцевском участке атаки немцев прекратились.
Я только собрался вздремнуть в блиндаже, как заскакивает Павел Багин с криком:
— Подъем!
— Чего орешь?
Он сует мне под нос фронтовую газету.
— На, читай! Сибиряки есть сибиряки!
Газета сообщала о том, что разведчики лейтенанта Роянова из части Герасимова — Басов, Виноградов и Титов, изучив скрытые подходы к переднему краю, переправились через реку Вопь. Смельчаки благополучно миновали передний край и углубились в расположение противника На лесной поляне наткнулись на самолет связи. Охрана располагалась рядом. Храбрецы, оценив обстановку, напали на охрану и перебили ее. В самолет полетели бутылки с горючей смесью. Поляну залил яркий свет, и тут разведчики увидели штабные машины и палатки, из которых выскакивали фашисты. Пошли в ход гранаты. По мечущимся врагам резанули автоматные очереди. Воспользовавшись паникой, разведчики отошли в лес и благополучно вернулись в часть, прихватив с собой немецкий станковый пулемет. Как не порадоваться успеху друзей!
Нашу батарею перебросили в район Соловьевской переправы.
С закрытых позиций ведем ожесточенный огонь по группировке немцев, переправившихся через Днепр, расширяющих плацдарм в сторону Ярцева. Звено вражеских бомбардировщиков отклонилось от курса, разворачивается на нас. Вот-вот «юнкерсы» зависнут в крутом пике, и начнется карусель. Но мы же зенитчики. Громко, четко командует Березняк:
— Третье и четвертое орудия продолжают вести огонь по пехоте. Первое и второе — по пикировщикам прямой наводкой…
Слышу, как нарастает леденящий душу гул сброшенных бомб. Чуть сзади огневой позиции вскипают султаны взорванной земли. Промашка, значит. Не любят вражеские асы лобового огня, не выдержали нервишки.
Бои здесь были жесточайшими. Решалась судьба наших войск, находящихся в окружении. Нечеловеческими усилиями, большой кровью было прорвано «кольцо», и части 16-й и 20-й армий прорвались к переправам в районе Ратчино и Заборье и стали выходить на восточный берег Днепра.
Трудно передать на бумаге, что было, что происходило при встрече с этими людьми, выходящими из огненного ада…
Мы целовались, кричали, из наших солдатских глаз лились слезы при виде обросших людей с осунувшимися от голода лицами, с повязками, пропитанными кровью… Мы отдавали им последний ломоть хлеба.
Этим измученным людям не было дано длительной передышки, отдыха, да они и не просили этого. Они вновь пошли на передовую. Так было надо…
За бои под Ярцевом и в районе Соловьевской переправы командующий Западным направлением Маршал Советского Союза С. К. Тимошенко личному составу полка объявил благодарность и зачислил полк в свой резерв. По указанию маршала потрепанные тракторы ЧТЗ-60 нам заменили более мощными, с повышенной скоростью тягачами.
Отдых был недолгим. В конце августа мы в спешном порядке прибыли под погрузку на железнодорожную станцию Дурово.
— Куда нас? — спрашиваем Березняка.
— Немцы прорвали оборону на правом фланге в районе Андреаполь — Торопец. Двигаемся туда.
МЫ ОТХОДИМ ПОСЛЕДНИМИ
Андреаполь затемнен. Вчера противник находился от него в 30–40 километрах. Где он сегодня — никто не знает. По неуточненным данным, перед нами действует ударный корпус в составе двух танковых и одной моторизованной дивизий.
Наша задача — задержать и выбить танки, помочь пехоте оторваться от преследования и организовать оборону на восточном берегу Западной Двины.
— Мы отходим последними, — сказал Березняк.
Не скажу, что настроение ребят в батарее было хорошее. Все понимали, что отступающая пехота плохой помощник артиллеристам. А 36 орудий полка против механизированного корпуса — тоже не густо.
Не успели втянуться на Андреапольский тракт, как орудие Семена Иванова соскользнуло с бревенчатого настила и по ступицу завязло в трясине. Еле вытащили.
— Говорят, Сибирь — глухомань, — ворчит Миша Ланшаков. — А здесь что? Гнилой угол!
— Стратег, — смеется Ивойлов. — Родная грязь врага тоже за штаны придерживает.
Глинистые дороги размыты дождями. Местность действительно непривлекательная, много заболоченных низин. Но ведь и танковым лавинам тут не раскатиться. Навстречу бредут бойцы-одиночки. Утомленные и растерянные.
— Откуда?
— Из-под Торопца.
— Почему драпаете?
— Так танки же…
— А бутылки с горючей смесью?
— И этого снадобья мало.
— А впереди пехота есть?
— Есть! Прикрытие там, что ли? Слышали, что стреляют?
Батарея перекрыла широкую луговину у деревень Роменье и Борок. Орудия рассредоточены на расстоянии 400–500 метров друг от друга. С одной стороны большака расчеты сержантов Семена Иванова и Николая Дедусенко, с другой стороны — Саши Артюха. Мы — на перекрестке.
Лейтенант Березняк и прибывший к нам младший политрук Дац разместились в домике на отшибе, чтобы держать в поле зрения всю позицию. Поддерживаем телефонную связь.
В панораму четко вижу окраинные дома деревни и орудие Семена Иванова на опушке леса. Дедусенко и Артюх за гребнем холма. Зарылись в землю, замаскировались. Все на своих местах. Андрей Ивойлов приник к биноклю. Ждем.
Наконец Коля Черных передает команду:
— Приготовиться к отражению танковой атаки!
Вот они — эти бронированные коробки — выползают на большак. Первая наша встреча. Четыре передних танка накатываются на орудие Иванова. Выстрел, и один уже горит. Ловлю в прицел третий от головного. Бронебойным его. Ага, горит!
Орудие Иванова заволокло дымом. «Погибли ребята!» — пронеслось в голове. По пехоте, развернувшейся в цепь, осколочным бьют Дедусенко и Артюх. Кучно бьют! Вспыхивают на луговине еще два дымных костра.
— По пехоте, осколочными! — командует Ивойлов.
— Сержант! — кричит Павел Багин. — Разреши с пулеметом!
— Действуй! Ланшакова прихвати.
Павел Багин и Миша Ланшаков быстро перебежали вперед, очередью полоснули по вражеским автоматчикам.
Нас не достает прицельный огонь пехоты, но выше пули погуливают.
И вдруг тишина. Тактика нам знакомая, напоролись на организованную оборону и отскочили.
— В обход пошли, гады! — зло кривится Ивойлов.
— Ладно! — довольно потягивается Павел Багин, вытирая вспотевший лоб. — Немного поддали немчуре! Тут их немало таких лежит, которым ходить уже заказано.
Орудие Семена Иванова разбито прямым попаданием. Чудом уцелели сам Иванов и наводчик Миша Кизименко.
Погибших ребят похоронили на Андреапольском кладбище. Это были первые тяжелые потери батареи. Будь пухом, земля далекого Подмосковья, сибирским парням.
Как выяснилось позже, были потери и в других батареях полка. В первом дивизионе погибли все бойцы одного из расчетов. От раны скончался командир огневого взвода лейтенант Кац, третий дивизион потерял своего командира Шкундина.
Заняли оборону на восточном берегу Западной Двины. Чувствуем себя увереннее. Впереди нас траншеи. Окопались. Но в некоторых местах противник форсировал реку.
Наше орудие установлено в ограде школы, недалеко от реки. Перед нами, чуть левее, мост через Западную Двину. За рекой громоздятся городские постройки. Вьется лента железной дороги, к ней вплотную подступает лес. На опушке его немцы.
Нейтральная полоса простреливается насквозь. Каждую ночь батарея выделяет двух-трех бойцов, которые выдвигаются в дозор к полотну железной дороги. Сегодня наша очередь с Павлом Багиным.
Березняк отказывает:
— Наводчику нельзя!
— Чекалин может заменить, — настаиваю я.
— Ну что, сержант? — обращается Березняк к Ивойлову. — Отпустим друзей?
— Пусть идут. Ночью, поди, не сунется немчура к мосту.