На линии огня [Повести, рассказы, очерки, литературные портреты]

И о чем бы поэт ни писал, память каждый раз возвращает его к дням войны. Долго она будет еще напоминать о себе: ее результаты видны везде и всюду. Ее костлявая рука дотянулась почти до каждого дома. До каждой семьи. До каждого человека. Потому она и незабываема, хотя со дня ее окончания минуло уже более четверти века.

За это время родилось и сформировалось новое поколение людей. Оно ежегодно пополняет ряды армии, и флота. Вот и лирический герой поэта призван на службу воинскую. Уже в свой первый день солдатский он загрустил по дому. К нему подходит ротный и как-то попросту кладет руку на плечо:

И смотрит понимающе, безмолвно,
В глазах смешинку с лаской затая:
— Грустим? —
Киваю.
— А давно из дому?
— Уж скоро месяц, — чуть не плачу я.
Смешинка разгорается — чуть колет
И вдруг померкла, стал задумчив взгляд…
Бывает так, когда нас
Наши боли
Отбрасывают памятью назад.
Я вспомнил:
Ротный
Вырос сиротою —
Нам старшина рассказывал о том.
Отец его ушел и пал героем
В каком-то…
Ах, да важно ли в каком!
Он пал, послушный разуму и долгу…
И ротный мне ответил:
— Не беда.
Мы с домом расстаемся ненадолго,
Чтоб с ним не расставаться навсегда.

Кто-то из критиков справедливо заметил, что у каждого поэта есть те самые несколько строк, которые выражают суть всей его поэзии, выявляя ее отличительное и самобытное. Такие строки есть и у Анатолия Землянского. В сборнике «Колыбель» автор пишет:

Я не хвалил бы танки
                                  и ракеты,
И богом артиллерию б не звал.
Мой бог единый — мирные
                                          рассветы
И горизонта голубой овал.
Но я забыть не вправе, что
                                         рассветам
Моей земли,
Моей родной земли
Орудия, и танки, и ракеты
Живую повторимость сберегли.

Эта мысль о бдительности и постоянной боевой готовности более кратко и образно выражена в маленьком стихотворении «Готовность». В нем восемь строк, но каждая — словно заряд большой мощности.

Я — как винтовка:
        дух — порох в патроне,
Сердце — ударник,
        пружинятся жилы.
Грянет тревога —
        в горновом звоне
Выстрелю гневом
        невиданной силы.

Вообще тема готовности и в военно-прикладном значении этого слова, и особенно в смысле внутренней, духовной готовности советского человека к подвигу присутствует в творчестве Землянского постоянно. Этим проникнуты его повести и рассказы, это кладет он и в основу ряда своих поэм, которые, кстати сказать, вышли недавно отдельным изданием. Получилась идейно и художественно цельная книга. Именно книга поэм. Единая, скрепленная общностью замысла и словно бы «сошнурованная» тематически итожащими каждую поэму сонетными окончаниями. Называется книга, как мы уже говорили, «Мелодии века». Небольшое вступление к ней раскрывает суть названия:

Богатый грозами Двадцатый
Слагал мелодии жестоко.
Как ноты, падали солдаты
В линеенность траншей и дотов.
Устои старые трещали,
Вздымало пыль веков под своды…
Большевики оркестровали,
Был дирижером Дух Свободы.
Пронизанная ясным светом,
Легла симфония крылато
Во всю шестую часть планеты,
Во весь твой рост, крутой Двадцатый!

Но полностью суть книги раскрывается, конечно, в самих поэмах, читая которые мы слышим в громовой музыке «крутого Двадцатого» его заглавные мелодии. Это Октябрь с его мужеством и человечностью, это сыновняя любовь к родной земле и красота этой земли, это, наконец, наш прорыв в космос… А красной нитью через все — опять же готовность. Постоянная готовность нашего человека к подвигу во имя жизни, как это происходит, например, в заключающей «Мелодии века» небольшой «Поэме о земном».

Сюжет ее прост, но драматичен.

Герой поэмы — Степан, фронтовик. Он прошел пол-Европы. Много видел. Много пережил. Когда отгремели последние залпы, вернулся в колхоз. Земляки радостно встретили его. Обласкали. Особенно трогательной была встреча с женой Аннушкой. Настрадалась она. Истомилась. И Степан измучился телом и душой, истосковался по мирному труду. Смело берется он за всякое дело, и всякое дело спорится в его руках. Он рад человеческому счастью.