Могильщик закрыл входную дверь, посмотрел на напарника и покачал головой. Барбара тем временем сказала:
— Драться было вовсе необязательно.
— Ты бы подняла крик, — буркнул Гробовщик.
— Господи, а что в этом такого? Вы бы лучше на себя посмотрели.
— Мы просто хотели немного привести себя в порядок, — пояснил Могильщик и добавил: — Эд говорил, что вы не будете возражать.
— Я и не возражаю, — откликнулась Барбара. —
Только надо было меня предупредить. Вы же выглядите, как пара громил. Она говорила, не выказывая ни малейшего желания подниматься с пола. Ей там, похоже, очень нравилось.
— По крайней мере, все живы, — заметил Гробовщик и приступил к церемонии представления: — Мой партнер Могильщик, кузина моей супруги, Барбара.
У Могильщика был такой вид, словно ему нанесли обиду.
— Давай, дружище, чиститься и побежим. Мы не в отпуске.
— Знаете, где ванная? — крикнула им вслед Барбара.
Гробовщик сначала хотел было ответить отрицательно, но затем сказал:
— Разберемся. Ты бы не могла нам одолжить рубашки твоего мужа?
Могильщик кисло на него покосился.
— Ты что, дружище? Если у этой особы есть муж, то у меня он тоже имеется.
Гробовщик отозвался не без обиды в голосе:
— А что тут такого? Мы же не клиенты!
Не обращая внимания на этот обмен репликами, хозяйка сказала, по-прежнему сидя на полу:
— Можете забирать всю его одежду. Он ушел.
— Насовсем? — испуганно осведомился Гробовщик.
— Дай-то Бог, — отозвалась женщина.
В поисках ванной комнаты Могильщик забрел на кухню. Он заметил, что черно-белые клетки линолеума были недавно вымыты. У раковины стояло ведро, полное мыльной пены, а рядом с ним — швабра на длинной рукоятке, обернутая тряпкой. Но это его не удивило. Шлюха в конце концов может заниматься чем угодно, думал он.
— Сюда! — услышал он призыв Эда и. пошел к нему. — В ванную.
Гробовщик приладил свой револьвер на дверной ручке, разделся до пояса, и стал умываться в раковине, забрызгав грязной водой безупречно чистый пол.
— Ну, ты набрызгал, все равно как поливальная машина, — пробормотал Могильщик, тоже раздеваясь.
Когда они закончили, Барбара провела их к стенному шкафу в спальне. Каждый выбрал по полосатой спортивной рубашке и по клетчатому спортивному пиджаку. Собственно, ассортимент был не велик, но пиджаки оказались достаточно просторными, чтобы вместить револьверы в кобуре.
— Ты выглядишь, словно лошадь под попоной, — сказал партнеру Гробовщик.
— Ничего подобного, — возразил тот. — Никакая лошадь не выдержит такого украшения.
Барбара вышла из гостиной с пыльной тряпкой в руке.
— Отлично! — сказала она, придирчиво оглядывая детективов. — Вам очень идет.
— Теперь-то понятно, почему твой старик от тебя смылся, — сказал Могильщик, обращаясь к Барбаре.
Увидев ее удивленный взгляд, Гробовщик пояснил:
— В такую жаркую ночь занимаешься уборкой.
— Потому-то и занимаюсь, — пробормотала она.
— Потому что жарко? — теперь уже удивился Гробовщик.
— Потому что он смылся, — был ответ.
На это Могильщик хмыкнул. Оказавшись в гостиной и услышав явно негритянский голос, громко сказавший «Только спокойствие!», они повернулись к цветному телевизору. На экране они увидели белого, который, стоя на платформе полицейского грузовика, говорил в мегафон:
— Расходитесь! Все уже кончено. Маленькое недоразумение.
Затем его лицо с острыми, совершенно не негритянскими чертами заполнило весь экран. Он уже говорил, обращаясь к телезрителям. Потом возник общий план: перекресток Седьмой авеню и 125-й улицы, где колыхалось море разноцветных лиц. Если бы не преобладание чернокожих и полицейских в форме, можно было бы подумать, что это сцена из голливудского фильма на библейскую тему. Но в Библии не так много чернокожих, да и тогдашние блюстители порядка мало похожи на нынешних. На самом деле речь шла о гарлемском бунте. Впрочем, сейчас никто не бунтовал. Если и шло сражение, то за место перед объективов телекамеры. Белый оратор между тем вещал: