— Агент Рейнс!
Со времени того благополучного государственного приема во Французском посольстве минуло два'дня. Был прекрасный прохладный осенний вечер. Он подбежал к ней, улыбаясь, как ему казалось, по-юнош^сски, однако в его возрасте он уже не мог быть ни в чем уверен.
— Как бы тебе понравилось подбросить коллегу до дома? — спросил он. — Мой партнер Д’Андреа укатил на день.
Она подарила ему тяжелый взгляд.
— У тебя получается все лучше, — заметил он.
— Что?
— Взгляд.
Напряжение на се лице сменилось усмешкой.
— Тебе доставляет удовольствие издеваться надо мной?
— Издеваться над тобой? С каких пор это так называется? Мне казалось, что я флиртую.
— Анита Хилл, — заявила она и вставила ключ в дверцу автомобиля, а затем через плечо продолжила, — ты же знаешь, эти отношения ни к чему не приведут. Зачем же ты настаиваешь на них.
— Это звучит ободряюще.
— Что?
— Слышать, что у нас есть отношения. Давай, подвези меня. Будь другом.
Она оглянулась, сдаваясь.
— А я куплю тебе порцию мороженого, малышка.
Она приподняла бровь, он воздел руки вверх, точно демонстрируя, что он безоружен, сдастся, совсем как мальчишка.
Теперь это подействовало.
Она расхохоталась, и это был глубокий искренний смех, столь же прекрасный, как прохладный ветерок.
— Садись, записной волокита.
А вскоре они уже сидели вместе напротив мраморной колонны на ступеньках мемориала Линкольна с мороженым в руках. Ни одного человека не было вокруг, ни туристов ни прохожих, никого. И только нежный ветер поигрывал ее волосами.
— Ты не могла бы распустить их?
— Что?
— Свои волосы.
Она чуть-чуть улыбнулась и лизнула мороженое.
— Не обгони самого себя, Хорриган.
— Зови меня Фрэнк, хорошо? Я устал обращаться к тебе «агент Рейнс».
— Хорошо, Фрэнк.
— Спасибо, Лилли, — он откусил мороженое (себе он взял ванильное, ей шоколадное). — Знаешь, никогда раньше я нс работал с женщиной-агентом. Сколько вас всего, нс скажешь?
— Сто двадцать шесть, по последней сводке.
Он усмехнулся глубоко и серьезно.
— Фиговый листок.
— Что ты имеешь в виду? — насупилась она.
— Нс обижайся, но сто двадцать шесть из трех с половиной тысяч… это как фиговый листок. Точно вас держат для того, чтобы президент смотрелся привлекательным в глазах феминисток избирателей.
Она усмехнулась.
— Это и есть то обещанное уместное сексуальное замечание?
— Я не о сексе. Пойми, Лилл, половина дерьма в нашей работе, не более чем фиговый листок. И мужчины в том числе.
— Я не верю в это.
— Правда? А представь себе всех нас вокруг президентского лимузина, в который залепили противотанковой ракетой? — и он опять грустно усмехнулся. — Мы тоже часть шоу. Помогаем президенту смотреться по-президентски.
Она откусила еще кусочек мороженого, сверкнув своими совершенно белыми зубами.
— Да? Хорошо, если я здесь для того, чтобы угождать феминисткам, то, черт побери, какую часть избирателей представляешь ты?
Он подумал немного, откусывая от своего мороженого, и наконец, победно улыбнулся.
— Белые-пианисты-гетеросексуалы-в-возрасте-около-пятидесяти. Нас, может быть, и не так много, но мы составляем могущественное лобби.
Она одарила его благодарной улыбкой. Мороженое закончилось, она посмотрела на часы, встала и произнесла:
— Как летит время, когда ты раздражен.
— Должно быть так. Куда ты теперь спешишь?
— У меня свидание.
— Я его знаю?
— Любой, лишь бы подальше от нашей чертовой службы, — поневоле она сказала это жестче, чем ей бы хотелось, поэтому она виновато улыбнулась и продолжила. — Так тебя подвезти?
Он все еще занимался мороженым.
— Нет. Думаю, что я еще посижу. Мне действительно нравится, как старый Эйб купается в свете в эту пору дня.
Вслед за Хорриганом она посмотрела на памятник и кивнула.
— Пока. Спасибо за мороженое.
— Не стоит благодарности, малышка.
Она махнула ему и зашагала к своему автомобилю, стоящему на улице. Она прошла мимо Мерцающего фонтана и памятника Вашингтону, неправдоподобно прекрасная в этот, как на открытке, безоблачный вечер.
— Если она обернется, — думал он, — я ей не безразличен.
Она шла.
— Давай, Лилл… Обернись…
Она подошла к машине.
— Всего один единственный взгляд… Неважно как, просто посмотри…
Он был готов уже сдаться, когда она, взявшись за ручку автомобиля, почти украдкой посмотрела на него через плечо.
Он улыбнулся ей и помахал рукой.
Она отвернулась и села в машину.
Хорриган доел мороженое. Он чувствовал себя лучше, чем когда-либо в последние дни. Недели. Месяца. Он осмотрел мраморные ступени, на которых он однажды охранял Мартина Лютера Кинга, произносившего свою знаменитую речь: «Я видел сон…». Он с восхищением смотрел на возвышающееся на 20 футов подобие президента, ознаменовавшего последние дни своей жизни созданием Секретной службы, но воспользовавшегося услугами охраны.
— Хотел бы я быть тогда с тобой, большой человек, — сказал Хорриган, мечтая лишь наполовину.
Через некоторое время он направился на ближайшую автобусную остановку.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
Митч Лири, все еще в темных очках и строгом деловом костюме, припарковал свой взятый напрокат бьюик на стоянку на главном проезде Санта-Моники. С дипломатом в руке он шел, восхищаясь мягко колеблющимся пальмами, растущими вдоль дороги. Погода околдовывала его. Это было почти как в отпуске.
Почти.
Он вошел в здание Юго-Западного банка и направился к одному из окошек. Табличка сообщала, что девушку за окошком зовут Пэм Магнус. Она была полноватой блондинкой лет около тридцати пяти. Полноту она скрывала обилием косметики и платьем с черно-белыми вертикальными полосками. Сейчас она была занята компьютером и вежливо улыбнувшись, произнесла:
— Одну секундочку, сэр.
— Не спешите, — улыбнулся в ответ Лири.
Но она освободилась почти мгновенно. Ее глаза сияли. Она была сама готовность:
— Чем я могу помочь вам?
Он пододвинул наличный чек на сумму в шестьдесят тысяч долларов поближе к ней.
— Я бы хотел открыть корпоративный счет, — заявил он, — и внести это.
Наличные были положены на чек в банке Сан-Хосе.
— Разумеется, — ответила она, — мне нужно посмотреть решение корпорации.
— Пожалуйста, — он поместил дипломат на угол, раскрыл его и извлек бумаги. Закрыв портфель, он, широко улыбаясь, подал ей документы.
Он следил, как под ее пальцами на мониторе возникла надпись «Корпорация Майкроспан». Затем она отвлеклась, высморкалась и, подарив ему еще один благожелательный взгляд, продолжила быстро касаться пальцами клавиатуры. Не прекращая печатать, она обратилась к Лири.
— А чем занимается «Майкроспан», мистер Карни?
— Компьютерное оборудование.
— Прямо в Сан-Хосе, наверно?
— Верно, — он поправил очки на переносице. — Там основное подразделение. А здесь я, чтобы открыть филиал в Лос-Анджелесе.
Все еще печатая, она улыбнулась и сказала:
— Я всегда работаю под этот мотивчик.
— Пардон?
— «Не подскажешь, как добраться до Сан-Хосе?»
— О! Это прекрасная песня.
Она была болтливая штучка, нечто привлекательное. Может, она флиртует с ним? Лири был спокоен, хотя и понимал, что то, чем занимается эта женщина, вряд ли входит в круг ее обязанностей.
— Сан-Хосе — жутковатое место, правда? — болтала она. А вы прямо оттуда родом?
— Нет.
Она отвернулась от экрана и, не прерывая работы, взглянула на него.
— А откуда вы?
— Миннеаполис.
Ее лицо расплылось в неправдоподобно широкой улыбке:
— Не шутите! И я оттуда.
Плохо.
— Мир тесен, — заметил он.
Она обернулась к сверкающему зеленому экрану.
— Разве вы не ненавидите эти жуткие зимы! Девять месяцев в году! Я так рада, что выбралась из этой дыры, — она сделала круглые глаза. — Переехав сюда, я потеряла тридцать фунтов.