— Скажите что-нибудь смешное, — просила высокая светловолосая девушка, и губы ее уже расплывались в улыбке.
Зощенко писал в то время свою «физиологическую» повесть о продлении жизни.
— Я, девушки, не пишу смешного, — мрачновато говорил он. — Я пишу научное.
Взрыв смеха.
Ильфа и Петрова забрасывали сотней вопросов. Все их книги были широко известны. Находились ярые поклонники Остапа Бендера и негодующие противники его.
Отвечал на вопросы за обоих писателей один Женя. Отвечал обстоятельно, договаривая последние слова и дописывая автографы уже на ходу поезда.
Помню, что один юноша так увлекся разговором, что проехал с нами целый полустанок.
Поездка, конечно, получилась необычайно интересной. В мою задачу не входит сейчас рассказывать о красоте карельских озер и водопадов, о замечательной встрече на Выг-озере с возвращающимся первым пароходом, о шлюзах канала.
Особенно хорош был усмиренный водопад Падун. Освещенные ярким солнцем каскады его казались совсем рыжими.
— Точно шкура старого тигра, — неожиданно сказал Петров.
Догадываясь о цели нашей поездки, руководители лагерей знакомили нас с наиболее интересными из бывших преступников — ныне героических участников сооружения канала. Тогда в моде было слово «перековка». Как «перековались» в труде бывшие воры и бандиты? И здесь не обошлось без комических деталей.
Петров разговорился с немолодым уже человеком, строителем канала. Я заметил, что один из начальников, поглядывая в их сторону, недовольно покачивает головой.
— Не с тем человеком беседует, — сказал он мне наконец раздраженно. — Этот что, обыкновенный «форточник». Я бы для писателя Петрова такого бандита нашел… Пять убийств… Вот это материал…
Мы долго смеялись потом в кубрике над обидой незадачливого начальника. Больше всех смеялся сам Женя.
Да, кстати, о кубрике.
Все наши «классики» были размещены по комфортабельным каютам. Но кают было немного, и остальные, менее знаменитые пассажиры были поселены в матросском кубрике. Пароход разделился на «мастистых» и «костистых».
Ильф и Петров оказались среди «мастистых». В нашем кубрике очутились Безыменский, Авдеенко, художники Кукрыниксы, критик Чарный. Кубрик был веселый, песенный, и к концу путешествия Ильф и Петров перебежали из «мастистых» в «костистые».
«Костистые» затеяли выпуск «пароходной газеты». Она была названа «За душевное слово», изобиловала острыми эпиграммами, карикатурами Кукрыниксов и доставила всем пассажирам много веселых, а иным и неприятных минут. Острый фельетон о «путешественниках» был вступительным взносом Ильфа и Петрова в орден «костистых».
Не знаю, сохранилась ли где-нибудь эта замечательная газета. А разыскать бы ее надо было. Острые стихотворные и прозаические строки наших лучших сатириков, нашедшие место на столбцах газеты «За душевное слово», так и не были потом нигде воспроизведены.
Помню, что, когда выехали в Белое море, ввиду похолодания писателям были выданы очень теплые джемперы.
На обратном пути при возвращении их хозяевам никак не могли досчитаться двух джемперов.
По этому поводу в газете «За душевное слово» был опубликован хлесткий фельетон, заканчивающийся двустишием:
…В поселке Повенец («Повенец — всему свету венец») мы навестили расположенный там пионерский лагерь.
Ребята радостно встретили хорошо известных им писателей. После беседы состоялся дружеский волейбольный матч. Против шести загорелых крепышей пионеров писатели выдвинули команду: трех Кукрыниксов, Авдеенко, Безыменского и меня, грешного. Судил Женя Петров.
Мы выбивались из сил. Но безуспешно. Нас, как говорится, били и не давали вздохнуть.
Петров судил сурово и беспощадно. Не пропустил нам ни одной ошибки. А на скамейках вокруг площадки сидели наши достославные юмористы — Катаев, Ильф, Зощенко. Каждый наш плохой удар они ехидно комментировали под общий хохот болельщиков.
К концу игры Безыменский не выдержал и оставил поле боя. В общем, обыграли нас пионеры под ноль, к общему удовольствию…
Уже через полгода, в Москве, я встретил на площади Дзержинского мальчика в цигейковой шубке, который, вглядевшись, ухватил меня за рукав и весело напомнил:
— Дяденька писатель. А здорово мы вас всухую обыграли. Тогда на канале.
Конечно, в тот же день я сообщил по телефону об этой встрече нашему суровому судье…
— Деталь, — сказал, смеясь, Петров, — замечательная деталь, старик…