Петров с удовольствием перелистал этот видавший виды томик и расписался, незаметно, хитро подмигнув мне.
И я видел, что «старик» был почти счастлив…
Впрочем, весь этот вечер он был молчалив и задумчив. И мне опять показалось, что он думает об Ильфе.
На третий день путешествия мы сошли на берег в нанайском поселке Нижняя Халба. Катер не мог подойти к песчаной косе, к отмели, и мы, засучив штаны до колен, спустились по трапу в изрядно холодную воду и высадились в поселке на манер этаких робинзонов. Особенно хорош был Евгений Петров — в штанах, закатанных как трусы, металлическом, подаренном ленинградцами «рыцарском» накомарнике и роскошной коричневой шляпе, купленной в Чикаго.
Прибытие катера из самого Хабаровска было в поселке событием. Собралось почти все население. Особенно много было ребятишек. Один немолодой нанаец, бывший сильно навеселе, все время обнимал Петрова. От нанайца исходил аромат парфюмерной лавки. Впоследствии оказалось, что в поселковый кооперативный ларек давно уже привозят из спиртного только шампанское. А так как оно не по карману, изобретательные любители горячих напитков пьют тройной одеколон.
— Замечательно, — смеялся Петров, — и согревает, и пахнет хорошо.
Оказалось, что в поселке жил уже не первый год старый фельдшер Мартыненко, партизан гражданской войны.
Как узнали мы позже, он выдержал здесь не один бой с местным шаманом, разбил его наголову, и теперь к нему приходили лечиться нанайцы-охотники и рыбаки из всех окрестных селений. Старик хорошо знал Александра Фадеева, лично встречался с ним. Слышал он и о Евгении Петрове, хотя книг его не читал.
Конечно, не все еще старинные обычаи были уничтожены. Шамана уже не было, но до сих пор в специальной молельне стоял на высокой подставке деревянный бог, старики молились ему, прося хорошей охоты. И если охота была плохая, бога снимали с подставки и публично стегали лозой на площади. Наказав, ставили на место для грядущего исполнения служебных обязанностей.
Обо всем этом рассказал нам Мартыненко, похвалившись тем, что дочь его учится в Ленинграде в медицинском институте и, приезжая на каникулы, помогает в его трудном, поистине подвижническом деле. Похвастал старик еще и тем, что в поселке имеется школа-семилетка, создана комсомольская ячейка, а несколько молодых нанайцев учатся в Хабаровске.
Это было совсем замечательно. Вечером мы проводили беседу с комсомольцами. Впрочем, на комсомольское собрание пришли и старики. Мы долго думали с Петровым, какую тему избрать для беседы. И тут опять помог нам Василий Константинович Блюхер. Его имя было широко известно и здесь, в поселке. Мы передали привет от него и опять рассказали о легендарных его подвигах в борьбе за народную власть…
Слушали нас не переводя дыхания… А потом, в конце вечера, к нам подошел юноша, совсем мальчик, лет пятнадцати, с бронзовым лицом и огромной шапкой смоляных волос.
— Я, однако, Максим Пассар, — сказал он, — охотник. Я тоже пойду в Красную Армию. Скоро. Я, однако, хочу учиться на маршала.
Больше он ничего не сказал нам. Но в глазах его была такая непоколебимая уверенность, голос был так тверд и решителен, что мы поняли: решение его непоколебимо. Он будет учиться на маршала… И с того необычайного вечера всегда, когда я вспоминал о Блюхере, в памяти моей вставал черноволосый юноша-нанаец, который решил учиться на маршала.
В этом месте своего рассказа я должен сделать отступление от повествования о Жене Петрове… Я не могу не перенестись в будущее, в те годы, когда друга моего уже не было в живых.
Он погиб на фронте, «лицом к огню», незадолго до сталинградской эпопеи, и я не мог уже рассказать ему о трагической и славной судьбе нанайского юноши, которого мы повстречали на берегу таежной реки Горюн, о котором не раз вспоминали при встречах.
Пусть рассказ этот будет посвящен памяти Жени.
Прошли годы. Командарм Батов, герой испанской войны и друг Матэ Залки, готовил свою армию к штурму сталинградских предместий, к соединению с героическими защитниками Сталинграда, воинами генерала Чуйкова. Когда-то в Испании снаряд фашистской артиллерии, которой командовал немецкий генерал фон Даниэль, попал в машину командира Интернациональной бригады генерала Лукача (Матэ Залки). Лукач был убит. Сидевший рядом с ним Батов тяжело ранен. Пути истории неисповедимы… Теперь войска генерала Батова окружали полки, которыми командовал старый знакомый генерал фон Даниэль. Что же, у Батова были с ним свои счеты.