В состав армии Батова входила 24-я Железная дивизия. Незадолго до боев под Черным Курганом в дивизии был собран слет снайперов. На слет прибыл командарм.
Снайперы делились своим опытом. Под боевым знаменем дивизии за боевые успехи были сняты два лучших снайпера, герои многих битв, два закадычных друга — русский Саша Фролов с берегов Волги и нанаец Максим Пассар с берегов Амура… Старый мой знакомый, черноволосый Максим, вытянувшийся, повзрослевший… Трудными военными дорогами шел он к своему маршальскому жезлу.
Командарм обнял двух друзей, крепко расцеловал их и вручил боевые награды. Ордена Красного Знамени за прошлые боевые успехи.
Саша Фролов осмелел и пригласил генерала в гости, в рабочий поселок, в Городище. Там ждала его старая мать. Дал генералу адрес и ориентиры.
Генерал долгим взглядом посмотрел на худощавого черноволосого паренька и принял приглашение.
— Теперь дело осталось за малым, — сказал он усмехаясь, — отбить поселок у врага.
— Отобьем, товарищ генерал! — почти хором крикнули Фролов и Пассар.
— Ну что же, — задумчиво заключил Батов. — Значит, до встречи в поселке…
Саша Фролов не знал о том специальном секретном поручении, которое командарм дал дружку его и учителю Максиму Пассару. Он даже обиделся, когда Пассара одного вызвали в блиндаж командира батальона, где отдыхал командарм, и тот, вернувшись, отказался рассказать, зачем его вызывали. Секреты… От друга…
Впрочем, обида эта скоро прошла. Дни становились все горячее, и некогда было заниматься личными обидами.
После боя, согреваясь в очередном блиндаже или хате, друзья любили мечтать. Все о том же: как через несколько дней ворвутся в поселок, придут в старую фроловскую хату, выйдет старая мать и Саша скажет ей:
«А вот и я, мамо! А это мой брат названый Максим. Здравствуйте, мамо!..»
— И я расскажу ей, однако, — перебивал Максим, — что мы вместе с тобой убили триста восемьдесят фашистов.
— Ну, нет, Максим. Ты ведь убил двести тридцать. А я только сто пятьдесят…
— Саша, друг. У нас, однако, все пополам. Хлеб пополам. Ордена пополам. Фашисты пополам. Такая у нас арифметика. Понял?
Накануне последнего, решительного боя, уже на подступах к Городищу, Сашу Фролова вызвал комбат. Он приказал ему в бой не идти, остаться в штабе полка за связного.
Это глубоко обидело Сашу. Он прибежал к Пассару взволнованный, удрученный. Как так — бой за свой поселок, а он останется в тылу! Штаб полка все снайперы считали глубоким тылом.
— Я не пойду в штаб, — решительно сказал Саша Максиму. — Я буду с тобой. В бою. Пусть меня потом хоть под суд…
— А я тебя, однако, в бой не пущу, — спокойно сказал Максим. И тут он открыл Саше старый секрет. Зачем его тогда вызывали к командарму. — Генерал приказал… Беречь Фролова. Сохранить его живым для матери. Если вместе пойдем — уберечь трудно. Фашистская пуля, однако, не разберет, где Фролов, где Пассар. Что же ты хочешь, чтобы мне стыдно было, что я друга живым к матери не привел? И как я ей в глаза посмотрю? А что скажет, однако, генерал?
…После жестокого боя солдаты Железной дивизии овладели Городищем. Несмотря на все свои дела и заботы, генерал Батов помнил, что он приглашен в этот вечер в гости к снайперу Фролову. Он хранил его адрес и ориентиры. Он был старым солдатом, разведчиком, и он нашел даже огород, указанный в ориентирах… Но на огороде стояло только поврежденное вражеское орудие. Не было ни Фролова, ни его матери, ни Пассара. Вместо хаты… обугленные развалины.
Нахмурившись шагал командарм по улицам поселка. Вышел на площадь. И… вздрогнул. На площади, у свеженасыпанного холма, в снегу застыла одинокая фигура. Снайпер Саша Фролов стоял как статуя, тяжело опершись на винтовку.
Командарм осторожно приблизился к снайперу. Снял папаху. Он понял все. Он вспомнил оживленное лицо черноволосого нанайца, охотника с Амура, вспомнил, как радовался он своему боевому ордену и как горячо аплодировал, когда такой же орден прикрепляли на грудь его друга.
Командарм осторожно посмотрел на Фролова. На ввалившихся щеках замерзли две слезинки.
— Прощаетесь? — вздохнув, спросил генерал.
— Совсем рядом с моим домом… — тихо сказал Саша. — Все хотел мою мать увидеть.
Помолчали.
— Хоть бы написать здесь, — горько сказал Фролов, — что он один двести тридцать шесть фашистов убил. Вы не знаете, каким он был другом, Максим. Таких, однако, не найти.
Он уже привык говорить так, как Пассар, с его интонациями…
— Напишем, — сказал генерал, — обязательно напишем. И всей армии о нем расскажем. Ты не кручинься, Саша, напишем… О нем все будут знать. Детям своим расскажем, как нанаец с Амура отдал жизнь за Сталинград… Цветы принесут. Улицы, школы, институты его именем назовут…