Опять помолчали…
Потом оба вздохнули, понимающе посмотрели друг другу в глаза и пошли к людям. Молча пошли рядом друзья Максима Пассара — генерал и солдат. Командарм и снайпер. Надо было продолжать жить и воевать.
…И опять прошли годы… Железная дивизия праздновала свое сорокалетие. Докладчики во всех полках вспоминали имена героев. В комнате славы со стены глядел большой портрет черноволосого юноши нанайца Максима Пассара… И политработники рассказывали гостям о его подвигах.
…Через несколько дней мы сидели у генерала армии Батова и вспоминали о наших встречах, о друзьях боевых лет.
— А я ведь тогда взял в плен генерала фон Даниэля, — усмехнулся Батов. — Рассчитался и за Сталинград и за Уэску. И за Матэ Залку, и за Максима Пассара.
…А еще через несколько дней я принимал экзамены в Москве на высших литературных курсах.
Десятым по списку шел… Андрей Пассар — нанайский поэт, переводчик Пушкина и Маяковского.
Я посмотрел на него и замер. До чего же он был похож!.. Он рассказывал о сатире Ильфа и Петрова. Уверенно, убедительно. Но я плохо слушал. Мне казалось, что не было этих двадцати бурных, суровых лет…
И слова маршала Блюхера звучали в моих ушах, и смех моего друга Жени Петрова. И я видел перед собой песчаный берег реки Горюн, лиственницы, окрашенные золотом заката, и стремительного, черноволосого, горячего мальчика, мечтавшего стать маршалом.
…Оставив наш знаменитый катер вместе с его замечательной командой в Комсомольске (выявилась необходимость в срочном ремонте), мы возвращались в Хабаровск на большом пассажирском пароходе.
В зале кают-компании оказался неведомо какими судьбами попавший туда концертный рояль, правда изрядно потрепанный и расстроенный. Петров, страстно любивший музыку, часами не отходил от рояля. По памяти играл он самые различные пьесы, классические, современные, шуточные, джазовые. От Бетховена до Дунаевского. Много импровизировал. Аккомпанировал танцующим парам. Конечно, вокруг инструмента собиралось всегда много пассажиров. Особой популярностью пользовались песенки из кинофильмов. В связи с этим вспоминается еще одна забавная история.
Постоянной слушательницей Петрова была сильно молодящаяся дама неопределенного возраста. На шее у дамы висел старинный лорнет, который она часто подносила к глазам, созерцая музыканта, особенно в минуты его бурных импровизаций. Видимо, она не раз порывалась подойти к Петрову и заговорить с ним.
Наконец она осуществила свой замысел. Она назвала свою фамилию, сказав, что сейчас живет в Благовещенске, работает в управлении пароходства, но очень любит музыку, училась в Москве и имеет немалые связи в кругах Московской консерватории.
Она смотрела на Петрова покровительственно и почти нежно. По старой одесской традиции, Женя любил всякие розыгрыши и мистификации.
Он представился даме как молодой начинающий музыкант, мечтающий о лаврах Шопена и Хренникова. Это признание возбудило в даме совсем уже нежные, меценатские чувства. Она оторвала Петрова от инструмента, целиком оккупировала его, оглушила целым потоком музыкальной премудрости, обволокла нескончаемыми воспоминаниями.
Через полчаса они уже сидели в буфете. Дама угощала Женю пивом и мороженым. Я сидел неподалеку, и до меня доносились громкие имена… Гольденвейзер. Оборин. Голованов. Гедике. Комитас. Козловский. По ошалелым глазам Петрова я понял, что он потерян для общества и стал жертвой собственной мистификации. Но возможностей отступления уже не было.
Когда перед самым Хабаровском я вырвал Петрова из рук восторженной меценатки, он был в полуобморочном состоянии.
Однако с торжеством победителя он показал мне конверт сиреневого цвета с надписью: профессору Голованову.
На тонком листке, пропитанном ароматом духов «Камелия», мелкими, бисерными буквами было начертано:
«Дорогой Николай Семенович!
Надеюсь, что Вы не забыли меня. Прошу Вас оказать помощь при поступлении в консерваторию моему другу (не подумайте ничего плохого), талантливому начинающему музыканту из глубин Дальневосточной тайги Евгению Петрову.
Часто думающая о Вас
— Ну, что, — заливался смехом Петров, — какой документик!.. Игра стоила свеч… Я уже вижу лицо Голованова, когда я покажу ему это послание. И она еще просила ни за что не показывать это письмо Неждановой. Она боится, чтобы не вспыхнула ревность и не повредила мне при поступлении в консерваторию… И она обязательно просила заехать к ней в Благовещенск. У нее муж в командировке на Колыме. Собственная квартира и фисгармония…