В сороковом году наша тройка (Луговской, Долматовский, Исбах) получила новое задание ПУРа. Выехать в Прибалтику, только что освободившуюся от буржуазных правительств. Для выступления перед воинами расположенных в Латвии, Литве и Эстонии советских гарнизонов.
Бригада наша была пополнена С. И. Вашенцевым и М. В. Эделем.
Луговской был старым «зарубежным» путешественником. Все остальные впервые (не считая освободительного польского похода) были за рубежом.
А в Риге все еще пахло зарубежным духом. Разместили нас на улице Вальдемараса в бывшем офицерском собрании. Но «домой» мы приходили только глубокой ночью.
Бродили по Риге, рылись в книжных магазинах и старых библиотеках, смотрели «заграничные» фильмы в кино, ездили по красноармейским частям, выступали, выступали, выступали.
В воинском клубе города Елгавы Луговской читал европейские стихи:
И юноши в военной форме, знающие наизусть «Песню о ветре», совсем не прочь были пойти вслед за полюбившимся им поэтом по этой вдаль уходящей дороге. Как всегда, покупали на выделенные нам латы всякие сувениры. Володя в одном магазине спросил, сколько стоит огромная диковинная медаль, выставленная в витрине, и был весьма смущен узнав, что это медаль фирмы и она не продается.
Большой, красивый, монументальный, ходил он по рижским проспектам неторопливой своей поступью, привлекая общее внимание горожан и величественно-ласково отвечая на приветствия военных (конечно, вынимая трубку изо рта).
А потом, после большого литературного вечера в Доме офицеров, мы поехали в Таллин. По приморской дороге. Через Лимбажи, Эйнажи, Пярну.
Это была замечательная поездка по неизведанным дорогам, полная воздуха, свежего морского ветра, веселых эпиграмм, шуток, стихов.
Неподалеку от эстонской границы в рыбацкой таверне светлокудрые зеленоглазые девушки угощали нас брагой. И Володя убеждал нас, что это настоящие русалки, посланные нам навстречу самим Посейдоном. Оторвать его от русалок, которым он читал стихи на всех известных ему языках, оказалось делом нелегким и долгим.
На латвийской границе еще стояли пограничники. Правда, пограничный шлагбаум они подняли перед нами стремительно и безмолвно. А через двадцать метров так же взвился перед нами эстонский пограничный шлагбаум… (И мы опять вспомнили мифического Апфельбаума.)
Не доезжая Таллина, машина наша на крутом повороте перевернулась. Мы беспомощно барахтались и были «спасены» работающими по соседству в поле крестьянами. Счастливо отделались царапинами. Никакой опасности для жизни они не представляли. Но для публичных выступлений потрепанный вид наш был весьма подозрителен.
А в Таллинском театре нас уже ждали слушатели, и надо было спешить…
Примчались мы буквально за десять минут до выступления. Володя Луговской открыл вечер импровизированной новеллой о русалках, околдовавших нашу машину и чуть не погубивших добрых молодцев-поэтов.
Царапины служили иллюстрацией к новелле.
Смех. Добрые улыбки сочувствия и ехидные усмешки недоверия.
А потом опять стихи, рассказы, долгая задушевная беседа о жизни и о литературе. И, конечно, в заключение, как водится, по требованию слушателей традиционная «Песня о ветре»…
Это была чудесная поездка, о которой мы часто вспоминали. Вплоть до самой войны…
9
…Воспоминания уносят меня далеко вперед. Пятидесятые годы. Снова Литературный институт.
Уже седой, по-прежнему неутомимый, по-прежнему влюбленный в молодежь, Луговской по-прежнему ведет творческий семинар. По-прежнему разлетаются птенцы его по всем республикам Советского Союза, и вскоре отовсюду — из Средней Азии, с Крайнего Севера, с гор Дагестана, из солнечной Молдавии — приходят на адрес «дяди Володи» тоненькие книжечки — первые книжечки стихов его питомцев. С такими искренними и горячими словами посвящений, которые помогают поэту-учителю и жить и творить.
— Вот, Саша, главная гордость моя, — говорит Луговской, показывая мне два шкафа, полных книг во всевозможных обложках. — Творчество детей моих и внуков… Да, и внуков…
Ведь Долматовский, Луконин, Смирнов, Яшин сами уже «мэтры», сами воспитывают молодежь. Здесь и первая тоненькая поэма Кости Симонова «Павел Черный» («Ты помнишь эту, еще довольно-таки слабенькую поэму?»), и собрание сочинений Константина Михайловича Симонова… Здесь и тонюсенькая книжечка Маргариты («Ты помнишь, как читала она всегда стихи, смущенно прикрывая лицо руками?»), и «Избранное» Маргариты Иосифовны Алигер, одной из ведущих наших поэтесс…