Бывший учитель русского языка, очутившийся в Казахстана, ужаснулся, увидев, в каком плачевном состоянии находятся национальные школы. Казахских детей родному языку должны учить казахские учителя! — это стало для него законом. В июне 1920 года Павел Петрович послал в казахские школы 87 учителей-казахов, подготовленных на созданных им курсах. По тем временам это был неслыханный успех.
Примерно в это время появились в Усть-Каменогорске два ученых мужа — профессор Матвеев и доцент Соколов. Тихий городок в продовольственном отношении был сравнительно благополучным. Этим и объясняется, что в Усть-Каменогорске оказалась хорошая труппа артистов. Профессор Матвеев и доцент Соколов в сопровождении преподавателя истории Метаньева явились к Павлу Петровичу с предложением организовать в городе Крестьянский университет. Идея была хороша хотя бы по одному тому, что никаких затрат на свое существование она не требовала. Дополнительный паек трех преподавателей влиять на государственный бюджет не мог. Короче говоря, вопрос был решен быстро, только Павел Петрович настоял на изменении названия открываемого вуза.
— Большинство людей даже не знает, где находится Усть-Каменогорск, городишко маленький, всего одиннадцать тысяч жителей, — говорил он. — Лучше назвать Алтайский крестьянский университет. И по существу это будет правильно. Вон из окна видно, где начинаются отроги алтайских гор.
На другое утро профессор Матвеев, жизнерадостный бородатый мужчина, принес в редакцию статью под заглавием «Алтайский крестьянский университет».
Если память мне не изменяет, это был единственный в стране крестьянский университет. Из русских волостей по разверстке присылали студентов. Они приезжали со своими харчами, жильем их обеспечивал коммунальный отдел, выдавая ордера.
Я не помню, о чем писал профессор в статье, напечатанной в усть-каменогорской газете, но у меня сохранилось письмо Валентины Александровны Бажовой. Она мне сообщала:
«Создание Алтайского крестьянского университета в Усть-Каменогорске Павел Петрович рассматривал, как предысторию Высших партийных школ. Сохранился в его записи отрывок воспоминаний о создании Алтайского крестьянского университета и о тех задачах, которые ставило партийное руководство при организации этой школы в 1920 году».
Сколько просуществовал Крестьянский университет в Усть-Каменогорске, я не помню. Я прослушал лекцию профессора Матвеева. Читал он хорошо, с огоньком, но большинство студентов его не понимало. Лектор встретился с аудиторией, где слушатели имели самый разнообразный уровень знаний. Попадались и такие, что даже не окончили начальную школу.
Джанузак Таирбердинов был одним из первых, кто пришел учиться в университет. В это время в Народном доме находился Бахеев, заглянувший к профессору Матвееву. Он знал Джанузака. Молодой казах был членом первого Совдепа. Вместе с Ушановым, Сергеем Рябовым и Шакеном Утеповым он попал в крепость. Накануне подавления восстания ему удалось бежать. Ушанова сожгли в топке парохода, Сергея Рябова уничтожили в тот же день. Джанузак Таирбердинов пробрался в степь, но снова был арестован колчаковцами, снова бежал от конвоиров. Был связным между казахами и партизанским отрядом.
— А где сейчас работаете? — поинтересовался Матвеев.
— Служу в советской милиции! — с гордостью ответил Джанузак.
Из Народного дома он вышел вместе с Бахеевым.
Кроме профессора Матвеева и доцента Соколова в Усть-Каменогорск приехало много интеллигенции. Среди приезжих встречались интересные люди, случайно попавшие в глухой сибирский городок. Я подружился с Георгием Альбертовичем Тотиным. Несмотря на сравнительную молодость (кажется, ему не было тридцати лет), он объехал полмира. Был в Индии, в Бразилии, на острове Борнео, в Париже, в Италии. В Усть-Каменогорске он заведовал детским домом, преподавал в школе географию, а его жена, художница, работала воспитательницей. Тотин сочинял пьески для детей, жена делала из бумаги костюмы. Спектакли пользовались у детворы большим успехом.
По вечерам, когда мы отправлялись с Тотиным в сад, он брал с собой неизменный томик в кожаном переплете, заполненный собственными стихами. Находясь под влиянием творчества символистов, Тотин сочинял стихотворения по пяти или семи строф и, по примеру Петрарки, называл их канцонами. Мы садились на скамейку в тени деревьев, где никого не было, и Тотин читал одну канцону за другой. Стихи были звучные, но совсем непонятные.
Начинающий поэт частенько приносил в редакцию стихи, а старшеклассница Валентина Бехли прислала по почте рассказ «Старая тайга». Как мне тогда показалось, рассказ был неплохой. Я показал его Тотину.