Казахский театр родился и вырос при советской власти. Фундамент его заложили народные увеселители, выступавшие на ярмарках и тоях. С помощью русских режиссеров они прошли большую школу и стали великолепными профессиональными актерами, завоевавшими славу далеко за пределами нашей республики.
Сотни статей написаны о выдающихся достижениях казахских актеров. Они играли в комедиях Гоголя и Островского, познакомили казахского зрителя с шедеврами Шекспира, Гольдони, Мольера.
Но ведь для того, чтобы построить Дворец культуры металлургов в Темиртау и шахтеров в Караганде, надо было в свое время открыть для кочевников красную юрту в степи. Без «Малкамбая», впервые поставленного любительским кружком, а затем и в театре, не смогли бы прийти на казахскую сцену герои Шекспира.
В ПОИСКАХ ГЕРОЕВ
Ранней весной тысяча девятьсот пятьдесят четвертого года заместитель председателя Правления Союза советских писателей Казахстана Сейтжан Омаров подписал мне командировку в Кустанайскую область. Я должен был дать ряд очерков для «Казахстанской правды». На другой же день с первым эшелоном целинников я выехал в Кустанай.
В областном городе мне пришлось просидеть больше недели. Проехать в степь на машине было невозможно — развезло все дороги. Наконец с большим трудом я добрался до ближайшего совхоза. Собственно говоря, совхоза как такового еще не было. Стоял единственный домик, а вокруг него быстро вырастал палаточный городок. Горели костры и где-то задорно заливалась гармошка.
Вечером было комсомольское собрание. В президиуме сидели трое — два парня и девушка. С ней откровенно любезничал один из парней.
Я сидел в заднем ряду и плохо слышал, что говорил докладчик — мешала маленькая девчонка, моя соседка. Сжимая кулачки, она с ненавистью шептала:
— Так бы и надавала ей сейчас пощечин!
Подружка держала ее за руку и успокаивала:
— Тише, Зойка! Наплюй ты на него! Надо же иметь женское самолюбие!
Так на целине я впервые встретился с героиней будущей своей пьесы «По велению сердца», прицепщицей Зойкой. Когда кончился доклад и комсомольцы стали расходиться, я обратил внимание на маленький рост ревнивой девушки. Выглядела она лет на пятнадцать, на самом деле ей уже исполнилось девятнадцать.
Я проехал по целинным землям несколько тысяч километров. Своей машины у меня не было, да она и не требовалась, Не помню ни одного случая, чтобы шофер не остановил машину, когда я «голосовал», стоя на обочине и подняв руку.
Та первая целинная весна осталась в памяти, как самая прекрасная пора жизни. Я жил с целинниками, спал на соломе, в палатке, шалаше, недосыпал ночей. Жизнь молодежи была трудной, это было закономерно, и если иногда поднимался ропот, то обычно он возникал на почве бюрократизма и сопутствующей ему неразберихи. Кажется, незначительная мелочь — ложка или мочалка, кто-то где-то вовремя не побеспокоился, и возникало досадное неудовольствие за обедом на полевом стане или в «бане» под открытым небом.
Молодежь усердно работала, в часы отдыха веселилась, танцевала под гармошку, любила, ревновала.
В Федоровском районе я зашел к парторгу МТС, хотел согласовать с ним кандидатуру героя для очерка. На целине встречались и случайные люди. Во избежание ошибок я наметил четырех целинников-бригадиров. Первым в списке стояло имя Ярцева (подлинная фамилия его была другая, теперь не помню, но в пьесе он носил такую фамилию, и дальше я буду называть его так).
Парторг просмотрел список и прежде всего вычеркнул фамилию Ярцева.
— Позвольте! — удивился я. Ведь газеты поднимали его как лучшего бригадира области.
— Верно, поднимали, — подтвердил парторг. — А теперь опускать будем.
— Почему?
— С бытом у него неблагополучно!
И парторг рассказал мне любопытную историю. Ярцев выехал с первым эшелоном целинников с Украины. Во время больших остановок, когда устраивались митинги, он выходил к толпе, собиравшейся приветствовать целинников, и произносил зажигательные речи, призывая ехать в далекий Казахстан поднимать вековую целину.
Пока эшелон добрался до Кустаная, Ярцев стал известной личностью. Дисциплинированная бригада работала отлично, первой закончила пахоту. К Ярцеву пришла слава. Его имя гремело на целине, о нем писали газеты, шли передачи по радио. Когда в центральной газете появился портрет передового бригадира Ярцева, его жена на Украине заволновалась. Да тут еще прибежала соседка и усилила ее тревогу: