Немного помолчав, он собрал в складки кожу на лбу и добавил:
– А на Пусю ты зря наговариваешь, – он к тебе лично с большим уважением относится. Конечно, будучи котом, он весьма любопытен и со странностями, как всякий интеллигент. Но что касается выхода за пределы собственного «я», здесь он весьма осторожен. Уж кто-кто, а он-то знает, что на самом деле нет никакой внутренней природы и что сущностью нашего сознания является пустота, свободная от всего.
– Да ничего я плохого про него не сказал! Подумаешь, мухомор облизывал, с кем не бывает.
– Нет, уж извини, у тебя явно имеются на его счет сомнения. Но могу тебя заверить, что основной упор он делает не на пожирание всякой дряни, пусть даже из любопытства, а на естественную саморегуляцию. Он-то как раз своей психике ничего лишнего навязать не стремится, в том числе и руководящую волю собственного «я». Наоборот, зачастую он просто выходит за его пределы, высвобождая свою психику, чтобы могла она сама управлять собой в соответствии с наиболее естественными для нее законами. В таком вот состоянии с ним все, что хочешь, можно делать – лапы в кулек завязывать, уши щекотать, все позволяет.
Однако для него это вовсе не означает полное отупение, т. е. абсолютную бесконтрольность мыслей и поступков, безответственность и безвольную реактивность. Он просто таким образом освобождается от эмоционального перенапряжения и всяческих там аффектов, которые возникают при чрезмерной привязанности к своему «я». Не в укор твоему поэту Олимпову будет сказано. Мне, кстати, с ним вот что не очень понятно: он, когда змеем был, сам этих яблок тоже отведал или как?
– Думаю, что не удержался, если не съел, то наверняка надкусил, и не одно. Уж очень он на дармовщину охоч. Иначе, посуди сам, зачем ему с Фениксом самоотождествляться? Это ведь даже и не птица, а сам черт не поймет что такое, крематорий с перьями. Нет, змей куда солиднее будет, его, по крайней мере, все боятся, а значит – уважают.
Но что касается трансперсонального опыта, как формы самопознания и слияния с универсумом, ты зря так привередничаешь, это дело стоящее. Недаром же в «Евангелии от Фомы»[13] сказано: «Когда вы познаете себя, тогда вы будете познаны и вы узнаете, что вы – дети Отца живого. Если же вы не познаете себя, тогда вы в бедности и вы – бедность». И еще в «Дао дэ дзин»[14]: «Знающий себя просвещен, побеждающий самого себя могущественен».
– Так-то это так, – со вздохом сказал Валерий Силаевич, – насчет цитат я не спорю. Что же касается опытов, то, конечно, они занимательны и, наверное, увлекают – ну, наподобие черной магии. Да и сам Олимпов твой какая-то, право, карикатура на Симона-волхва. Он, видать, чего только не наслушался и не начитался. Однако при том упустил из вида одно, вполне, на первый взгляд, безобидное соображение: человек по внутренней природе своей изначально содержит в себе все. Таков, согласно Библии, был замысел Творца. А потому, человеку, занимающемуся духовной практикой, очень важно избегать врожденных симпатий – не привязываться ни к добру, ни к злу.
Стремиться к добру, и избегать зла, созерцать пустоту, вступать в состояние концентрации, а тем паче самоотождествляться с иными мирами – все это преднамеренные действия. И от них может быть большой вред. Недаром сказано: «Разве может Бога найти испытатель». Олимпов уж точно не найдет и ничего путного не сочинит.
– Насчет Бога, может, оно и верно, а вот биографию себе Олимпов сочинил очень интересную. Он утверждает, что является незаконным сыном поэта-эгофутуриста Константина Олимпова, который в свою очередь был незаконным сыном поэта Константина Фофанова. Как ни странно, но папашины «поэзы» он цитирует куда чаще, чем плоды собственного творчества:
Мы подошли к железнодорожному переезду и встали у шлагбаума, выжидая пока пройдет тяжело груженный товарный состав. В багровых отблесках закатного солнца мимо нас проносились платформы, заставленные зачехленной военной техникой, слоноподобными контейнерами и дугообразными пандусами, на которых переливались радужными тонами новенькие разноцветные «Москвичи». Затем пошли загадочные, сверкающие никелем, пломбированные вагоны, потом «теплушки», копры, цистерны…
Благодаря своей пестроте и разнообразию зрелище было и развлекательным и впечатляющим. Откуда не возьмись, вокруг собралось достаточно всякого праздного народу – в основном дачников. Все с живым интересом – кто, восторженно улыбаясь, кто, с хитринкой балагуря, а кое-кто, задумчиво хмурясь, – разглядывали проходящий состав, которому, казалось, не будет конца.
13
«Евангелие Фомы» (1–2 в. н. э.) – апокрифическое Евангелие, известное в переводе на коптский язык. Полагают, что это Евангелие было одной из самых ранних попыток обработать в духе учения о Логосе ранне-христианскую традицию об Иисусе и его речениях. Евангелие начинается словами: «Это тайные слова, которые сказал Иисус живой и которые записал Дидим Иуда Фома».
14
«Дао дэ цзин» – основной трактат древнекитайского мистического учения «о Пути вещей, его проявлениях и чистом небытии». Трактат приписывается китайскому мистику Лао-Цзы (2–1 в. до н. э.).