— Ну? — спросила равнодушно жена, задумчиво глядя на свои ноги.
— Вот и все, — удивился Николай. — Ведь нас могло убить? У нас таких случаев было хоть пруд пруди.
Он сел рядом с женой, все еще переживая рассказанное, и видно было, что от воспоминаний ему приятно, и чтобы скрыть неожиданно нахлынувшую радость, Зуев встал и заходил по квартире, хмыкая и улыбаясь, и недоумевая от своей радости, и понимая, что это ложная, напускная радость, и уже грустя от этого.
Дождь перестал, но было уже темно и сыро, а на балконе, куда снова вернулся Зуев, пахло от бачка керосином, купленным для примуса на случай выезда на дачу, бил в нос еще какой-то тяжелый маслянистый запах, только что это был за запах, Николай не понял, и оттого, что пахло керосином и еще чем-то, Николаю стало грустно, и он, только что ощущавший почти наяву запах трав, сена, вдруг понял, что все, что было, не вернется, не будет ни луга с сеном, ни сгоревшей березы, ничего такого, не будет теперь никаких запахов, кроме вот таких, и все вокруг будет вот таким, как сейчас, и Николаю стало совсем грустно и как-то не по себе. Ничего прошлого не будет. Он растерянно оглянулся и с досадой захлопнул балконную дверь.
Ужинали на кухне. Николай молчал, все о чем-то думая и тоскливо поглядывая на поблескивающее чернотой окно, и не мог понять, почему вдруг стало снова так нехорошо, тревожно и противно засосало под ложечкой.
— Кушай, — сказала жена.
— Ты мне хоть раз выпить дашь? — раздраженно и неожиданно для себя сказал Николай и встал, и оттого, что сказал громко и раздраженно, будто жена в чем-то виновата, и потому что на самом деле винить было некого, ему стало еще досаднее, и он почувствовал, как из груди поднимается жаркая, бессильная злость.
— С чего это? — удивилась жена.
— Выпить или опохмелиться я имею право или нет?!
— Ты же не пил в будни?
— Замолчи! — крикнул Николай. — Замолчи! Я тебе сказал? Или ты не понимаешь русского языка!
Жена встала и заторопилась из кухни, и в узком коридоре оглянулась, и но ее лицу можно было заключить, что она не понимает мужа. Николай пил редко. После выпивки обычно молчал, или спал, или говорил, но всегда тихо, обстоятельно, и все больше выражал радость или огорчение не словами, а оханием или аханием, и все это у него было тихо, так, что никто этого не видел и не слышал. А тут вдруг закричал. Она не испугалась, но сразу поняла, хотя бы в другой раз и воспротивилась, что лучше сейчас дать ему выпить, чем ждать, когда он разойдется… Тогда, решила она, он обязательно напьется.
Две бутылки водки, купленные ею на день рождения сына, хранились в платяном шкафу. Она быстро скользнула в маленькую комнату, вынула из шкафа бутылку и, вернувшись, поставила перед мужем и, сложив руки на груди, молча, с укором уставилась на него:
— Пей!
Николай смерил жену взглядом, посмотрел в окно и отодвинул бутылку. Жена все так же смотрела на него.
— Ванек ничего? — спросил Николай о сыне, который был в садике на пятидневке. Он спросил тихо, обычно. Голос его был мягкий, участливый. От тихого, участливого вопроса, оттого, что он спросил как обычно, жене стало не по себе, и она, не зная, что и как ответить, села и повела повлажневшими глазами от него.
Жена убрала со стола, и они, так и не поужинав, ушли спать. Зуев долго не мог уснуть. Он лежал, слушая, как ровно дышит жена, как сверху играют на гитаре, а внизу в квартире спорят, а сам говорил себе: «Ну и пусть играют, ну и пусть говорят, а мы вот поспим».
Опять вспомнился вчерашний сон, а где-то за полночь Николаю снова приснился пруд, влажная ветла и котята, и он проснулся, вышел на кухню, налил себе стакан водки и выпил залпом.
«Что за чертовщина, неужели что с матерью случилось?»
После армии Николай, женившись, ни разу не ездил к себе на родину, и ему всегда казалось, что успеет еще, что деревня никуда от него не денется, потому что живет не последний год, и он даже посмеивался над своей слабостью, когда становилось невтерпеж от желания попасть в свою деревню, и это желание, обманывая себя, принимал будто за другое, а со временем обо всем забывал. И сейчас он тоже выискивал совсем другую причину и ухватился за то, что, возможно, заболела мать, поэтому ему так тревожно и нехорошо.
— Выпил? — спросила жена сонно, когда он вернулся из кухни и, стараясь не шуметь, тихонько прилег рядом.
— Что?
— Ну и спи. А то сам не спишь и мне не даешь.
— Я сплю, — зевнул Николай. — Мне, Галюша, котята приснились, будто я их топил в пруду у нас в деревне.