— Без меня?
— Почему опаздываешь? — спрашивает его Скорсоков.
Дадуля сердится, недовольно глядит на всех и проходит, прихрамывая на левую ногу.
— Ты ближе всех живешь, а всегда последний, — ворчит Скорсоков.
— Я ждал машину, — отвечает Дадуля, хмурясь и торопливо снимая пиджак.
— Садитесь, играйте! — обращается ко всем шахматистам Скорсоков.
Дадуля усаживается. У него молодой партнер, парень лет двадцати.
Скорсоков некоторое время вертится около Дадули, о котором говорят как о сильном шахматисте, и уходит.
Дадуля хмуро сдвигает свои лохматистые брови и некоторое время выжидательно глядит в глаза молодому сопернику. Солнце глядит вместе с Дадулей, и кажется, что они сговорились… Парень моргает от солнца и от пристального взгляда Дадули и хочет сделать ход. Дадуля кряхтит и молча закуривает.
— Скоко ж тебе лет? — спрашивает он наконец парня и вытирает свой низкий лоб.
— К игре не имеет значения, — отвечает парень холодно.
— Сосунок, — сердится Дадуля. — У меня интерес есть, а ты глупость мне… Ты что же, школу недавно закончил, так я понимаю?
— Хоть бы и так, а что? Я чемпионом был.
— О-го-го, — мотает головой Дадуля, тушит папиросу, хитро улыбается, затем засучивает рукава свитера, обнажая прочную вязь из жил и мышц. — Ты был чемпионом в школе, а я, брат, чемпионом в районе. Работаешь извилинами? Сейчас я, правда, не занимаюсь так много шахматами, но имею сильное понятие об игре.
— Я слыхал, — скрещивает на груди руки парень. Парень силится понять, к чему клонит разговор Дадуля, краснеет и глубоко вздыхает.
Он устал от напряжения, ему хочется играть и молчать.
— В твои годы, черт те взял, я знаешь, как работал? — продолжает Дадуля.
— Нет, — отвечает парень.
— То-то и оно, что понятия не имеешь, — нравоучительно говорит Дадуля. — Я круглый день работал, а вечером играл али всю ночь. А сейчас, видишь, время пустое дали для игры. У меня, брат, шестеро детей. Один, как ты, учится в Москве в учреждении, в институте. А трое и мать болеют.
Он задумывается и рассеянно делает первый ход. Парень некоторое время смотрит на Дадулю, моргает и тоже делает ход.
— Будет у тебя с мое годов-то, — продолжает Дадуля, — поймешь все. У жены жар, сорок почти градусов, а ребята повалом лежат. Бедные детки…
Дадуля вытирает глаза платком, отворачивается. Парень быстро-быстро моргает и явно сконфужен. Он глядит на Дадулю, в его голове рождается тяжелая картина болезни всей семьи Дадули, оставленной без присмотра. Еще некоторое время он раздумывает, затем говорит:
— Давайте быстрее сыграем и уйдете, а? А то действительно неприятно ведь.
Дадуля закуривает, думает и отрицательно качает головой.
— Нет, нет, — говорит он. — Нельзя.
— Как нельзя? — удивляется парень.
— Кто ж на ответственных соревнованиях играет быстрее, нельзя.
— Но, но… вы сами говорили, что такое положение, а тут нельзя.
Дадуля молчит и делает второй ход — слоном.
— Сорок градусов, подумать только, — произносит с отчаянием он. — Если бы она одна болела, ладно, а то детки. Понимаешь, тебя как звать?
— Миша.
— Вот, Миша, младшему — четыре годика. Ох-хо-хо, расколется моя головушка. Кто выдумал соревнования?
— Что же делать? — спрашивает рассеянно парень.
— Ты у меня гукаешь, — говорит Дадуля, — а я у тебя хочу спросить: что делать? Я, конечно, могу предложить ничью, потому как со мной ничья — это подарок.
— Точно, — соглашается радостно парень, хотя ему явно не хотелось сыграть все три положенные партии вничью. — Давайте, так и быть, такое положение, но что поделаешь.
Дадуля выжидательно молчит, трет лоб и глаза платком, делает еще один ход — конем.
— Нельзя, — продыхает он.
— Как, ничью? — восклицает парень. — Сами предложили, и нельзя?
— Нет, — отрезал Дадуля.
Парень лихорадочно глядит на Дадулю, у него постепенно суживаются глаза, и он с зарождающимся презрением делает ход. Они молча делают еще по ходу, и парень забирает пешку.
— Ты вот негодуешь, — задумчиво начинает Дадуля.
Парень с огорчением глядит на него. Около них останавливается Скорсоков, качает головой и уходит.
— Чего сердиться? — продолжает Дадуля. — Сердиться всяк умеет. Так, что ли, говорю?
Парень молчит и что-то соображает.
— Сорок градусов, а сорок один — это уже без сознания человек, — продолжает Дадуля. — Зачем я начал играть?
— Я вам ничью предложил, — быстро говорит парень и снова забирает пешку.