— Что вы ко мне прицепились? — осенило Костю. — Смеяться вам, да?
— Из любого положения лазейку найдет, — восхищенно проговорил дядя, подмигнул Косте и, отобрав у кумы тряпку, закряхтел над лужей. — Мы трын-трава, а он умный. Он приемник смастерил, а я не могу. Мысли, Марья Кузьминична, не те. У него мысли, а у нас мочало.
Когда дядя кончил возиться с полом и с печкой, пили вновь чай. Уезжали вечером.
— Напишите Наденьке письмецо, — причитала кума. — Ей как там? Ужас, одна с бабушкой. Подумать только! Бабушка у меня глухая на ухи.
Дядя трижды поцеловал покрасневшую куму. При выезде из Шербакуля он вспомнил, что не наколол куме дров.
— Вернусь я, — сказал он. — Кхе, неудобно. Дрова одинокой женщине не покололи, как же так можно? Какие мы чурбаки!
Костя подозрительно поглядел на дядю и тоже повернул свою лошадь обратно. Дрова колол Костя, наблюдая одновременно за дядей и Марьей Кузьминичной.
Выехали они в сумерках. Показались первые звезды, виновато заморгавшие на низком небе. Повстречались две машины. Потом до Ивановки им никто не попадался. Луна еще не взошла. Кругом лежала плотная, молчаливая тишина. Даже телеграфные столбы не гудели. За Ивановкой поехали быстрее. В темноте послышалось движение, похолодало. Из-за леса высунулась бурая большая луна. Поднимаясь выше, она краснела и становилась меньше, кругом обозначились леса.
Дядя молчал. Костя ехал сзади, оглядываясь на леса и тени от них, поля и далекие неясные звуки. Показалась маленькая деревня Бугаевка, всхлипнули на краю собаки.
— От лаят, — сказал дядя, оборачиваясь к Косте. — Лаять они могут, а волков, чертяки, боятся. Три года назад шел Кондрат Филев. Один. Морозы страшенные. С ним собака, здоровенный пес, такая кобелина, что и говорить, на медведя пошел бы, кажись. Увидел волка и удрал, а его, мужика, задрали. Он сразу на дерево, сидел-сидел, окоченел. Слез, а они тут как тут, звери все ж. С них что возьмешь?
Вдоль дороги потянулись темные длинные леса. Луна побелела совсем и неподвижно повисла над снегами и лесом. Сквозь деревья виднелось далекое, высверкивающее снежинками серебряное поле.
— Ты говоришь: задрали? — спросил Костя. — Совсем задрали? Как это?
— Очень даже просто, — отвечал дядя, оборачиваясь. — Косточков потом нашли и то мало.
— Ну? — не понимал Костя. — Не может быть?
— Вот и ну, — отвечал дядя, — Чего тут ну, когда все ясно. Вот я тебе покажу то место, а собаку порешили сразу. Знаешь лес Палладия?
— Ну, само собой.
— А котлован где и чуть в стороне, где огурцы сеяли, вот там. Знаешь?
— Ну?
— Вот там.
Проехали длинный темный лес. Костя вздохнул и перестал расспрашивать дядю. Он пристально всматривался в предметы, встречающиеся на дороге. Ему казалось, что за каждым кустом сидит волк. Но кругом было тихо, лунно, светло, точно днем.
Харлампий свернул на другую дорогу.
— Куда ты? — спросил Костя.
— Поехали, я покажу тебе.
— Зачем, ночь ведь? — удивился Костя, но свернул за дядей.
Дорога вилась через околок. Из кустов выскочил заяц, заметался и бросился в поле.
— Спурь[1], — сказал Харлампий.
— Не спурь, а заяц, — поправил его Костя.
— Все перепутал, — засмеялся Харлампий. — Слева соседи — молдаване, справа — тоже, все перепутаешь.
— Вон Кутузовка, — показал Костя.
— Видишь лес, осина и одна на отшибе — береза? — сказал Харлампий. — Вот там. Сейчас проедем.
По обе стороны дороги тянулись кусты, дальше поднимались могучие березы и осины. Свернули влево, показалась деревня.
— Вот угол леса, — проговорил Харлампий, снял шапку и остановил лошадь. — Здесь его…
Лошади забеспокоились. Каурая всхрапнула и дернула головой.
— Волки! — воскликнул Харлампий, и тут же его лошадь встала на дыбы. — Волки! — закричал Харлампий. — Волки!
На дороге были волки. На блестящей дороге они обозначились четко: стояли боком и глядели на едущих, повернув к ним головы. Волки сделали несколько шагов навстречу едущим и остановились. Они будто посовещались, а потом мелко, рысцой затрусили прочь — один впереди, два позади. Лошадь под Костей встала на дыбы, заржала и прыгнула в сторону. У Кости похолодела спина. Он никогда не видел волков, но много о них наслышался.
— Волки! — дико закричал он вслед за Харлампием и что есть силы заколотил ногами.