Гостиница, куда я пришел, была новой, отменной. И я, право, не ожидал, что у нас, на станции Комья, заброшенной богом, казалось бы, потому что она находится в стороне от больших городов, вдруг — такая гостиница: стекло, дерево, дорогие телевизоры, светильники, торшеры… И право же, не во всех крупных городах есть такие гостиницы — с отдельными номерами. Так вот, поднялись мы с ним на второй этаж — холл, телевизоры с большими экранами, ковры, паркет, светильники в углах, полированное дерево, — идем по длинному коридору.
Я думал, что все-таки не стоило бы строить такую гостиницу у нас — дорого. Стал открывать все двери подряд. В одном из номеров увидел Дрокина. Он жил в гостинице. Лежал на кровати и спал. Белые ступни ног с легким развивающимся плоскостопием торчали прямо против двери. Я сразу же закрыл дверь, успев увидеть огромный грязно-желтый портфель, несколько пачек импортных сигарет, шляпу, надетую на трость, какие-то побрякушки, щеточки, дамские черные чулки в большую клетку…
Мне говорили, что Вера Сухомкина собирается выходить замуж за хорошего парня, недавно прибывшего из армии. Но в таком случае совсем непонятен приезд Дрокина.
Узнав все это от матери, не поскупившейся на крепкие словца, я как-то смирился с его неприязнью ко мне тогда в вагоне и сам, как это бывает со мной, почувствовал к нему жалость. И неожиданно захотелось поговорить с ним… по душам… Я посоветовался с матерью.
Она согласилась со мной, утверждая, что на станции Комья есть такие же, как Дрокин. Я несколько раз пытался разубедить ее в этом, но мать приводила все новые и новые доказательства в пользу своего утверждения, назвав мне даже номер дома, где жил такой же «начальник автомастерской», — это в Комьях.
1966
КАМЕННЫЕ ВЕШКИ
— Где дорога? — спросил Сашка Малашов. — Я не вижу дорогу. — Он сел у скалы и закурил, глядя на подходившую Катю Потяхкину.
— Мы не заблудились, — ответил Тимка Шатиков, присаживаясь рядом и оглядывая местность. Насколько хватало глаз тянулись покрытые снегом горы — чернели скалы, обвалы, осыпи, кое-где торчали щетинками на фоне сизого неба кустарник и деревья; колкая пыльца струилась в морозном воздухе, переливалась волнами. В ущелье булькала речушка. Эта речушка и смутила их. Тимка, здешний житель, исходивший, как он утверждал, весь Тянь-Шань в шахматном порядке, речку увидел впервые. Речек он знал много, но ни одна из них не протекала по ущелью.
Они шли с утра и порядком устали, а когда уже, казалось, должны были находиться у нужного им рудника Сарань, куда шли за рацией и продуктами, увидели, что заблудились. Кругом были незнакомые горы.
Подошла Катя и опустилась рядом. От нее валил пар. После тяжелого подъема у Кати болезненно побледнело лицо и заболели глаза. Она не могла смотреть на снег и, прикрыв глаза ладошкой, старалась отдышаться, ожидая, когда пройдет тошнота и уймется боль в глазах.
Напротив сидящих легла, вытянув красный язычок, маленькая собачка Шарик. Она, виновато глядя на людей, виляла хвостиком.
Тимка Шатиков встал, взобрался по отлогому склону на невысокую скалу и долго глядел по сторонам. Но по тому, что он молчал, можно было догадаться: ничего знакомого не увидел.
— Что ж, вернемся в партию, уважаемые? — сказал Сашка Малашов. — Уже за полдень. До вечера два-три часа. Как?
— А топали мы семь часов целых! — сказала Катя. — Топали-топали… Нас засмеют. Тоже геологи! Каких-то сорок километров — и заблудиться. А назад топать если, то тоже ночью. Ты это учел?
— Угу, — согласился Сашка. — Вероятность нашего возвращения равна мизеру. Рационально?
Тимка, прислушиваясь к тому, о чем говорили сидящие, тем временем медленно спускался со скалы. Спустившись, подошел к Шарику.
— Ищи дорогу! — крикнул он. — Паразит! Хлеб зазря жрешь. Ищи дорогу! Нюхай воздух. — Он сильно пнул собаку ногой, и она, завизжав, отлетела в сугроб.
— Чего на собаку вызвериваться? — спросил Сашка. — На собаку-то мастер, а лучше себя по голове трахни, может, кое-что вспомнишь. Память вернешь.
— Ты лучше у себя в сером мозговом кефирчике поройся, — огрызнулся Тимка. Его бесила злость: он ходил по этим горам много лет, работал в различных партиях, так хорошо знал, как казалось ему, горы и вдруг заблудился. Он глядел вокруг и не мог понять, почему сейчас все вершины и обвалы кажутся одинаковыми, хотя раньше любая вершина была для него каменной вешкой, указывающей путь. «Совсем чужое место, — подумал он. — Заграница. Может, и вправду заграница?»