«Так и меня забудет», — подумал он и неожиданно для себя разозлился на сестру и пошел из сада, все еще думая о том, что и его, умри он, сестра забудет так же легко, и всю его помощь, видимо, уже и сейчас не помнит. Только разозлив себя, Матьков мог уехать. Он стал выискивать трещинки в отношениях с сестрой и злиться на нее. Когда сестра подошла к Матькову, сидящему на скамеечке, и, прежде чем спросить о чем-то, посмотрела на невесть откуда появившиеся на горизонте длинные дождевые тучи, он уже твердо решил — уехать.
В город приехал на попутке. Все четыре часа тряски в кузове думал о сестре, о прожитой жизни; было жаль себя, свою жизнь, хотя и воевал, и много повидал на своем веку. Глядел на леса и думал, что вот, мол, леса стоят на одном месте, питаются водой, которую пьют из земли, не сходя с места, а человеку и, прежде всего ему, нужно ехать, мыкаться туда-сюда, а душа болит и живет он с прошлым вместе, вспоминаются умершие жены, ребенок, который был не его, потому что женился на вдове, погибший товарищ, а вот у леса, например, или туч, или земли всего этого не было, живут они спокойно и мудро, и нет им ни до чего дела. «И на кой ляд дано беспокойство человеку?» — вздохнул Матьков, глядя на небо и ожидая, что вот-вот брызнет дождь. Но дождя не было. Вскоре выглянуло солнце. И перемена в погоде была столь неожиданной, столь быстро очистилось небо от туч, что он даже засмеялся и не заметил, как стал думать о том, как хорошо округ, как удивителен свежий воздух, как прозрачны, чисты рощи, и грохот тяжелого автомобиля, на котором ехал, был теперь ему приятен, а в голове потекли совсем другие мысли, и он начал жалеть леса, которые бы напились воды, если бы пролил дождь, но вот дождь не пролил, и ему-то, человеку, хорошо, но каково лесу, который водою только и питается. Пожалел Матьков леса, думая уже, что человеку куда как лучше, чем лесу или земле, и не заметил, что стал рассуждать совсем не так, как полчаса назад.
В городе дождь все-таки пролил, и улицы черно лоснились под низким, косо заходящим солнцем, и на душе у Матькова стало совсем легко. Он только чуть тревожился, ожидая встречи с Марусей. Ему стало казаться, что в чем-то виноват перед нею, дочерью своей первой жены.
Кое-где на асфальте плавились под солнцем лужи. Матьков поставил чемодан и, намочив свои большие жилистые руки, расчесал пятерней длинные волосы, ожидая, что неприятное чувство вины пройдет. Но оно не проходило. Он поднял чемодан и медленно побрел по улице, разглядывая дома, людей, и от мучительного напряжения избавиться от назойливого чувства вины у него вспотел лоб.
Матьков довольно быстро сумел найти улицу и двухэтажный дом. В него из общежития переехала в прошлом году Маруся. Дверь открыла соседка; Матьков хотел спросить что-нибудь о Марусе, но старушка, узнав, что приехал отец, гордо сказала:
— Она дверь не запирает. Не от кого ее на запор-то.
Матьков сразу бухнул, что он из деревни Соленых, и, наверное, она слышала об этой деревне, так как у них на всю область славится старинный собор, и что даже иностранцы к ним не брезгуют ездить, но старушка не поддержала разговор, показала на дверь:
— От нас ей неча запирать. Турните ее дверь — и вся готова.
Матьков поспешно отворил дверь и торопливо шагнул в комнату.
— Но всему видно, что не замужем, — вслух сказал он себе и вздохнул, — ну, слава богу!
И тут же ругнул себя за то, что Марусе двадцать пять лет, ей давно пора замуж, а он радуется. Странное чувство испытывал Матьков: на душе было радостно, но он ругал себя за это. То оценивающе глядел на кровать и развешанные возле на спинке стула юбки, платья, то на туфли, высунувшие свои лаковые носочки из-под кровати, то на стол. И все вызывало непонятный ему самому восторг.
— Вот-вот, — повторял он. — Вот так! Одна живет, а гляди-гляди, ведь гляди!
Ему очень хотелось узнать, как живет она: хорошо ли, плохо ли? И во всем стремился найти подтверждение, что хорошо. Углядев за кроватью два новых чемодана с бельем, остался совсем доволен. Устав от переживаний, Матьков сел на свой чемодан, думая собраться с мыслями, и неожиданно уснул. Во сне, кажется, ничего не видел, но ему было так приятно и легко, что он все чему-то усмехался и покачивал головой.