«Что же я делаю? — подумала она. — С ума можно сойти! У него жена, сын, родилась дочь, он меня не любит, и я это знаю. Что же я делаю? Что? Что? Разве я не человек? Разве я потеряла гордость? Так же нельзя. Мамочки вы мои, разве это любовь? Любовь — когда трепетно и светло. А это что-то такое, после чего всегда хочется руки помыть, всегда кажется, что кого-то обманула, что и в самой себе кого-то обманула. Всегда! Пошло это — вот что это такое. Зачем же это? Ну зачем?»
В Соленых все же Матьков уехал так же, как и сюда, на попутке.
«Ну все, ну все, — говорил он себе, — теперь все, начисто уехал. Вот только Марусю жалко. Как ее жалко. Но я ей письмо напишу, я его разоблачу. Нет, я еще приеду. Я вот только Катерине подмогну, а потом и приеду. Он у меня еще попляшет, он у меня попрыгает. Я так Марусю не оставлю. Нет, нет, я его на чистую воду выведу…»
В деревне Матьков завернул сначала к магазину, все еще думая о Марусе. Стало так жаль ее, что хоть сейчас садись на попутку и правь к ней, чтобы сказать, что она у него хоть и не родная, но единственная дочь и он ее никогда не оставит.
На следующее утро многие видели, как Матьков сидел во дворе в одной майке и тюкал топориком по полешкам, выстругивая круг под капустный пресс, а напротив него сидела, пригорюнившись, сестра, и на глазах у нее были радостные слезы.
1969
СТАРИК С ФОНАРЕМ
Ребята уехали раньше на день, а я сидел дома, читал рукописи длинных сочинений, присланных со всех концов нашей необъятной страны, и думал: «Интересно, будь наша страна маленькой, как, например, Швейцария, то и рукописей было бы в сто раз меньше, а следовательно, работы в журналах никакой…»
Думаю, что повезет: открою гения. Ребята в шутку говорят, что с моей серьезностью это можно сделать. Дочитав намеченную стопку страниц, я оделся по-спортивному легко, подумал, что стоит перехватить что-нибудь в столовой перед отъездом, а в голову лезет только что прочитанный рассказ.
В коридоре встретил соседа. Почему-то всегда его встречаю. Он вышел на пенсию, целыми днями сидит один, потихоньку выпивает и все старается завести со мной умный разговор.
— Грустишь, Алеша? — спрашивает, и в его заспанных, маленьких глазках появляется светлячок.
— Что вы, некогда. У меня работы полно; рад бы, да некогда.
— Гамлет, значит, — качает он головой.
Я догадываюсь, что сосед недавно посмотрел новую картину и теперь кстати и некстати будет напоминать об этом. Он просил дать ему почитать что-нибудь настоящее, чтобы слезы сами появились в глазах, а в голове было жутко.
Сосед зажигает свет, покашливает.
— Надолго? — спрашивает и, не дав мне ответить, добавляет: — А я как принц датский, да? Ты посмотри, — оживляется он, когда я тихонько открываю дверь, — до чего сильно, так по-русски, по-настоящему за руки хватает и держит в колее накрепко.
— Да, — говорю я, — очень удачный фильм.
— Куда там, — тихо улыбается он, а я говорю ему: «до свидания», — выхожу и громко хлопаю дверью.
На улице сыро, холодно, и я побежал к метро, забыв, что нужно зайти в столовую. Ветер дул сильный. Все бегут, нагнув головы.
На вокзале, подождав немного электричку, я съел мороженое, чтобы как-то утолить голод, продрог окончательно, еще раз ругнул себя, что уезжаю в такой холод. Но вот подошла электричка; дохнули проемы дверей теплым паром, повалил разгоряченный духотой народ, стало уютно и приятно.
Насиженные места еще теплы. Из окна видно, как бегут, торопятся люди к вагону. Вагон вздрагивает и медленно плывет. Через некоторое время, точно вздохнув поглубже, электричка набирает скорость и токает по рельсам, торопится…
Напротив сидит среднего роста мужчина и хитро посматривает на меня, покачивается, и кажется, что он хочет мне подмигнуть и сообщить что-то интересное. Я смотрю на его лицо. Оно у него розовое, круглое, с белесыми щеточками бровей и покачивается слева направо, точно маятник. И я даже начинаю считать: тик-так, тик-так.
На улице еще светло, но даль, открывшаяся после выезда из Москвы, источает уже вечернюю хмурь.
Мужчина наклоняется ко мне и неожиданно говорит:
— Я его и знать не хочу!
Я делаю внимательное лицо и вопросительно смотрю на него, хотя отлично улавливаю запах водки и запах съеденных им котлет и лука. Запахов я всегда ощущаю столько, что они мне иногда мешают. У мужчины на крупном лице расположились удивительно маленький нос, синие глазки, маленький ротик. Все это меня забавляет.