– Не унесли камень?
– Нет! Лежит, – сказал Димка.
– А что ж ты ничего не захватил с собой: ни ковыля, ни веток?
– Уронил! – с готовностью соврал Димка, показывая на дорогу в сторону безымянной горы.
– А меня вчера мама не отпустила в лес… – сказала Ксана, уже не смеясь.
Тетка Полина рассказала Ксаниной матери, будто двоих из Холмогор порезали в воскресенье. Мать всполошилась и заявила накануне, что больше Ксану из дому не выпустит…
Как и большинство пожилого населения в Ермолаевке, Холмогорах, мать люто ненавидела шахтинский поселок, а заодно и все строительство на горе Долгой: привычный уклад жизни должен был рухнуть вскорости, а будущее представлялось туманным…
Впрочем, у Ксаниной матери были на это еще и свои причины, о которых мало кто знал.
– Бандиты – не люди понаехали! Теперь от дома шагу ступить нельзя, – заявила мать, – поймают вот… Особо девушке!
Почему девушке «особо», мать не уточняла. Но именно благодаря ей Ксана чуть ли не с первого класса знала, что при этом имеется в виду.
– Значит, ты больше никогда туда не пойдешь?.. – спросил Димка.
Ксана, оправляя на себе голубую кофточку, глянула в сторону безымянной горы, потом в сторону Шахт и покосилась на Димку.
– Я завтра опять к вам иду после уроков… Я сегодня ничего не купила… – Она вдруг потупилась, так как на тропинке от домиков с ведром в руках появилась ее мать, о чем без труда догадался Димка – до того они были похожи.
А когда, оглядев их, та прошла мимо, Ксана подтвердила:
– Мама… – И сразу как бы замкнулась.
Сана ходила за мягкой водой к родничку в посадках. Колодезная была жесткой, и длинные волосы не промывались.
– Здравствуйте, – с опозданием поприветствовал ее Димка, когда тетка Сана шла в обратном направлении.
Она кивнула в ответ, ничего не сказала.
– Ну, мне пора домой… – неуверенно проговорила Ксана, подождав, когда мать скроется за поворотом. – Я еще уроки не делала, – добавила она для большей убедительности.
– А что там делать? – удивился Димка.
– Ну, посмотреть надо… – И, тряхнув косой, неожиданно подала Димке руку: – До свиданья.
Димка впервые пожимал руку девчонке и ответил невразумительно.
– Пойду… – высвободив ладошку, еще раз повторила Ксана и, не оглядываясь, ушла.
Димку больше не тревожило то, что во время занятий Ксана не обращает на него внимания. Для нее и остальные-то словно бы не существовали в классе. Право это, видимо, давно было признано за ней, и если, к примеру, возле других девчонок то и дело затевалась какая-нибудь свалка – борьба или игра в пятнашки, – Ксану старались не трогать. Уж слишком серьезно воспринимала она все.
После большой перемены Димка опять нашел в своей парте записку: «Если вы ни с кем не дружите, приходите в воскресенье в парк». А внизу был нарисован хитрый, со многими завитушками вензель. Поворачивая бумажку то так, то эдак, Валерка угадал в переплетении закорючек Риткины инициалы.
И хотя Димкин интерес к записке почти угас, было все же чуточку приятно иметь это новое послание.
– Выкину потом, – зачем-то объяснил он Валерке, пряча записку в карман.
Валерка смутился, так как очень уж внимательно следил за Димкой в эту минуту.
– Да я ничего, – сказал он, будто оправдываясь.
И Димка тоже немного смутился.
С трудом дождавшись конца занятий, он проводил Валерку до Маслозаводского пруда, распрощался и быстрым шагом, чтобы наверстать время, пересек Ермолаевку в обратном направлении – к Долгой.
Ксана шла не по дороге, а по одной из тропинок, что, петляя и пересекаясь во всех направлениях, исчертили Долгую по какой-то необъяснимой прихоти людей, в основе которой был вовсе не закон кратчайшего расстояния между двумя точками.
Слегка покачивая портфелем в руке, Ксана шла медленно, и Димка легко догнал ее.
Трава, иссохшая на склоне Долгой, мягко проминалась под ногами, шурша и похрустывая.
– А во что ты будешь крупу брать? – спросил Димка.
– У меня есть. В портфеле…
Почти неразличимые снизу – просто две безымянные фигурки на склоне горы, – они шли как бы на виду у всего села, и потому некоторое время разговор не вязался. Потом Димка сказал:
– Хочешь, я тебе детекторный приемник сделаю? И передатчик!
– А зачем? – спросила Ксана.
– Ну, переговариваться… У нас на Донбассе у всех были! Деталей у меня – целый ящик!
Ксана вспомнила разговор с матерью по поводу щенка.
– Я не понимаю ничего в приемниках…
– Да это научиться дважды два! Знаешь, как здорово! У меня даже постоянное время было, когда я работал. – И, воодушевленный, Димка рассказал о своей подпольной радиостанции «Пантера», из-за которой, между прочим, у него были крупные неприятности с милицией. Об этом Димка умолчал. Но в заключение истины ради добавил: – Правда, если поймают, могут отобрать все…
– Тогда я боюсь, – обрадовалась Ксана.
Димка хотел сказать, что в этой глуши никто никогда не найдет радиостанцию, но вспомнил, что ермолаевский милиционер дядя Митя – отчим Ксаны, и предложил компромиссное решение:
– Ну, я сделаю тебе один приемник, а сам буду пластинки передавать.
Ксана поколебалась. Уточнила:
– Маленький?
– Вот такой! – Димка показал пальцами небольшой прямоугольник. – Валерке тоже сделаю!
– Ну, если маленький…
– Маленький! С наушниками.
– Сделай… – неуверенно согласилась Ксана. И качнула портфелем в руке. Потом неожиданно добавила, не глядя на Димку: – А ты одной девочке понравился…
Димка даже приостановился на мгновение. Достал из кармана записку, что нашел в парте, показал на вытянутой ладошке:
– Я и забыл…
Ксана медленно покосилась на его ладонь. (Это она тоже умела как-то по-особому: медленно перевести глаза на что-нибудь справа или слева от себя, не поворачивая головы при этом, словно боясь одним лишним движением потревожить свою тяжелую косу.)
– Это та, что с тобой сидит? – спросил Димка.
– Зачем ты чужие показываешь… – не ответив, проговорила Ксана и опять осторожно качнула портфелем.
Димка перевернул ладонь тыльной стороной вверх, записка упала на траву, под ноги ему.
– Зачем? – спросила Ксана.
– А зачем она мне? – вопросом на вопрос ответил Димка.
Минут пять шли молча.
Склон стал пологим, и тропинка, в последний раз вильнув направо, устремилась к дороге, что вела от Холмогор к Шахтам; машины попадали сюда от случая к случаю, и между двумя неглубокими колеями росла будыльчатая трава.
– Ты, наверно, физику хорошо знаешь? – спросила Ксана.
– Физика – пустяк! Математика, химия… – ответил Димка. – А вот русский язык – до смерти не люблю.
– Почему? Я наоборот. Надо книг больше читать – полюбишь, – наставительно заметила Ксана. – Спроси у Надежды Филипповны.
– Некогда, Ксана, читать много!
– Заработался?!
– Да ты ж отличница, тебе все одинаково: что физика, что русский…
– Вовсе не одинаково, – сказала Ксана. – И никакая я не отличница. Зубрю, а другие думают…
При входе в Шахты они опять замолчали и, будто случайно, отодвинулись еще на шаг, хотя и без того шли все время на некотором расстоянии друг от друга.
Димка остановился, не доходя до магазина.
Хотел на обратном пути взять у Ксаны сетку с кульками, но та, перехватив ее из руки в руку, не отдала.
На дороге, в том месте, где начиналась тропинка, Ксана задержалась. Поглядела вниз: на пруды, на парк, на домики.
– Отсюда наше крыльцо видно…
– Бинокль бы взять! Есть у нас, – похвалился Димка. – Отцу друг подарил на фронте. Вот выпрошу и буду наблюдать, что там у вас: кто дома, кто нет.
Ксана засмеялась, тряхнув косой. Поглядела исподлобья:
– Тогда нельзя будет из дому выйти…
– Почему? – удивился Димка.
– А потому… Как будто все время кто подсматривает.
– И пусть подсматривает!