должил я, - Да как только маяк загорелся стало понятно, что никто не придёт к нам на помощь! Дождь такой плотный, что никто не увидит наш свет через него. А если кто и нас и заметит то всем будет плевать! Никто не поплывёт к берегу в такой шторм, своя жизнь дороже! - Хорошо, что мы его зажгли. - Ты меня вообще слушаешь?! - Теперь с ним спокойней. Свет даёт надежду, а чем хуже времена тем сильнее она нужна людям. Вдруг кто-то там, в море, тонет а наш свет поможет ему найти в себе силы? Чем темнее ночь тем сильнее нужны свечи. - Ты вообще в себе? - мне от него стало дурно, - Я уже тебе говорил что я хочу убраться с этого маяка покуда его не смыло, спрошу ещё раз ты со мной? Если нет - оставайся! Если да - пошли поможешь колотить плот. - Знаешь зачем я собираю календарные листы? - Что бы сохранить воспоминания, слышал уже. - Что бы в нужный момент достать один из них. - он вынул из кармана портмоне, на свету я увидел что оно старое и потёртое, - В полном отчаянье только они могут нас спасти. По этому так важно не забывать. - Я не виноват что не помню её имени, если ты об этом. Некоторые вещь легче забыть, чем жить с ними. Иногда бывает слишком больно. Слишком больно, что бы хранить такой листочек в своём портмоне! - Она тебя предала? - Я не помню. - Она тебя бросила? - Отстань! - Или ты её оставил, и забыл что бы не мучится?! - Иди вон! - Когда это произошло? - гость раскрыл застёжку и начал перелистывать дни, - В марте, или может в июле? Или в декабре? Какой день недели был? Пятница? Вторник? - Ты меня достал! - я подбежал к гостю и начал выхватывать его сокровище, что бы разорвать. - Отдай их мне и я сожгу их до белой сажи! Я дёрнул изо всех сил и гость пошатнулся, портмоне упало на пол а листы разбросались по маяку. Ветер подхватил их и часть унёс за собою в окно. Гость задрожал и упал на колени что бы собрать те что остались но от дрожи и всхлипываний ему не удавалось их взять в руки. - Прости, я помогу тебе. Я собрал с начала те, что прилипли к окну, после те что валялись по полу. После я прошёлся по лестнице и подобрал последние. Я вернулся к гостю, сел рядом и начал складывать их по датам. - Вот, смотри, здесь почти все. А когда уплывём от сюда я подарю тебе новенький календарь, и ты восполнишь свою коллекцию. - Спасибо. - ответил он ровно и так же глухо как и всегда. Я складывал дни, за днями тянулись недели, месяцы, сезоны. Некоторые дни повторялись, наверное они были из разных годов. Другие обведены в кружочек, как особо важные. Третьи перечёркнуты. Как правило перед перечёркнутым днём шёл лист с большим знаком восклицания, как предупреждение: не переворачивай, а перевернув не плачь. Я сложил почти весь год, а потом настала очередь октября. Седьмое октября - простой лист, восьмое октября - большой знак восклицания, девятое - ещё один, одиннадцатое. - А где же десятое? - спросил я. - Наверно улетело? - Нет, оно тут. - ответил гость. - Просто по нему не понять, что это оно. Гость достал из кармана лист с полностью закрашенной датой. От чёрного маркера почти не было видно цифр, только месяц. Я взял его в руки и долго смотрел на чёрную кляксу. - Ненавижу этот день, - сказал я и капюшон гостя опять повернулся в мою сторону, - в этот день умерла любовь. И это тебе не какая-то метафора, это имя которое мы хотели дать нашей дочери. Но она так и не успела родится. Всё началось в пятницу седьмого октября, в обычный день, даже на удивление тёплый. Мы приехали из затяжного летнего отпуска, который начался ещё в мае. Я мог и дальше работать издалека но мне захотелось большего, по этому мы оставили песок и море ради бетона и дрог. Жадность, я слишком много за неё заплатил. К берегам мы уезжали парой возвращались уже втроём, и как только ступили за порог им стало плохо. Горячий чай, отдых и свежий воздух - жалкое лекарство, тем более что после морских ветров городской воздух словно душил, но кто же мог подумать? Ночью нас забрали в больницу, по пути что-то вкололи и оставили до утра. Утро субботы мы встретили в палате. Тошнота, боль, капельница, анализы. Вечером их положили на сохранение, говорят что надо ждать завотделением. Я не знаю чем ей помочь но стараюсь не подавать виду, и так вижу как ей страшно. Она просит быть рядом и не отходить не на шаг. Держать её за руку и читать в слух. Я читал, читал покуда она не уснула а я не задремал на стуле. Воскресение было тяжёлым. Пришли анализы, врачи носились в панике но толком не могли объяснить что происходит. А ночью пошла кровь. Дежурный врач-интерн не знал что делать и без толку суетился. Тогда я нашёл свободную бригаду и с трудом уговорил врачей из скорой прийти нам на помощь. Плавно наступило утро, я даже не заметил как больница ожила. Завотделением всего лишь вернулся с выходных, но мне казалось, что я ждал его годы. Он зашёл в нашу палату и покачал головой. Ребёнок уже мёртв и его надо удалять из матери, сказал он. От этой новости всё стало как-то глухо а тело онемело. А она кидалась из стороны в сторону и кричала: я не дам вам убить моего ребёнка! Била меня и врачей и опять повторяла: я не дам вам убить моего ребёнка! Она кричала покуда не сорвала голос и повторяла снова и снова: я не дам вам убить моего ребёнка, я не дам, я вам не дам, прочь! Её пытались унять, успокоить но я выгнал докторов и сам уложил её на кровать. Она обессиленная осунулась словно потеряла скелет и всё повторяла: я не дам, я им не дам, я не дам... Вечером случился выкидыш. Если бы мы остались у берега ей не стало бы плохо. Если бы я вызвал скорую сразу удалось бы спасти Любовь. Если бы... Слишком много если бы. Некоторые воспоминания просто не хочется хранить. Даже ты закрашиваешь такие дни чёрным. Мы сидели на полу и молчали. Маяк светил в бездонную черноту. Холод промораживал наши тела и мы спустились греться. Огонь снова погас и в камине остался только пепел фонящий красным жаром. Оторвав ещё одну доску от пола я покидал её осколки но они не начали гореть. Я вынул из кармана смятые октябрьские дни и думал их кинуть для растопки но гость остановил меня, забрал листы и аккуратно разгладил. - Воспоминания хитрая вещь, - сказал он протягивая мне просохшую газету, - иногда только забыв что-то ужасное мы сможем выжить. Но память не киноплёнка для монтажа. Это паучья сеть и затронешь один образ в памяти всплывут все. По этому забывая плохое мы забываем и хорошее тоже. А без него нет смысла жить. Так как быть? Гость протянул мне три мрачных листа я сложил их и убрал в карман к восьмому августа. - Как быть. - повторил я, - Строить плот и уплывать. Иначе сожжем здесь всё и останемся сидеть на голых скалах. И хватит мне говорить про мак и надежду. Я встречусь со своей надеждой когда уйду отсюда. А здесь надежды нет и быть не может, она здесь умерла и развеялась по ветру. А раз так то настало время решительности. Гость нечего не ответил и просто подкинул щепок в огонь. - Как хочешь, - сказал я, - хочешь - оставайся здесь и сам становись сторожем маяка! А с меня хватит сидеть здесь в бурю и дарить не пойми кому иллюзорную надежду найти свой берег. Я встал, взял молоток и пошёл крушить и строить. Гроза бушевала за окном, молнии сверкали вдалеке и опускались до самых волн. Вдруг вспышка раздалась над маяком, от грохота затрещали стены. Молния, привлечённая лампой попала в маяк. Крыша разнеслась на кусочки и их унесло ветром. Разряд ушёл в деревянное перекрытие и растворился в нём но вызвал пожар. Мы с гостем поднялись наверх и увидели, что всё горит. Маяк пылал верхушкой словно свечка. Дождь гасил огонь но пламя поджигало лестницу и пробиралось вниз. - Есть чем тушить? - спросил гость. - Нет, - ответил я, - ничего не осталось. Можно только дать прогореть. С этими словами я спустился на пару ступеней ниже и начал отбивать доски. Через несколько минут я сделал в лестнице брешь в полметра. Теперь огонь не пойдёт дольше а сверху дождь его потушит. Без крыши стало холодать. Вода заполнила верхний этаж и начала ручьями стекать по стенам и водопадом бежать по разломанным ступеням. Вода была чёрная от гари и мерзкими мазками она раскрасила потресканную известь. Быстро она заполнила первый этаж и начала утекать в дыры в полу. Камин тоже наполнился водой. Мы седели на ступенях в месте где меньше всего натекало воды и прижались друг к другу что бы согреться. Я тихо злился на своего гостя, ведь если бы не он то плот был бы уже готов а теперь у меня даже нет сил что бы его сколотить. - Помнишь ты спросил как чужой день может хранить мои воспоминания? - спросил гость роясь в своих листах, - Просто в этот день и со мной произошло что-то невероятное. - гость достал лист семнадцатого ноября и протянул его мне, - По этому этот лист был так важен для меня. Просто вся история начиналась с него. Один молодой человек встретил юную девушку. Они были полны надежд и мечтали об успехе и счастье. В их возрасте все так делают. Она была реставратором и в её нежных руках возрождалась любая скульптура. А он был публицист, писал для пяти журналов и в свободное время пытался создать роман. Встретится у них не было шансов - каждый с головой был вовлечён в свои мечты и работу. Но их вместе свёл дождь, почти такой же сильный как этот. - Я где-то уже слышал эту историю. - сказал я перебирая листок между пальцев. - Возможно, - ответил гость, - таких историй сотни, может ты слышал одну из них и теперь они все кажутся тебе знакомыми. А может ты и сам переживал подобное. - �