— АА, — произнес он наконец, решив выложить все, как есть. Когда она никак не отреагировала, он объяснил: — Алкоголизм. Анонимное лечение.
— Я знаю, что это такое, — ответила она и спрыгнула с крыльца, как будто ее что-то укололо.
— Следовательно, вы представляете и что это означает, — сказал он серьезно.
Она долго и тяжело поглядела на него. Похоже, я разочаровал ее — решил он.
— Значит, вы очень на него похожи.
Он хмуро усмехнулся:
— Я пока не умираю, если у вас это на уме.
Адам сказал это резче, чем намеревался. В ее глазах появилось болезненное выражение — он слишком глубоко ее ранил. — Но если вы полагаете, что я алкоголик… Да, я алкоголик.
Она довольно долго рассматривала его, затем повернулась к главному зданию и, уходя, бросила через плечо очередное распоряжение:
— Если вы закончили работу здесь, залатайте дыры в крыше третьего домика. Затем, затем сделайте новые карнизы.
— Как прикажете, хозяйка, — ответил он, бросая жгучий взгляд ей вслед.
Она, видимо, полагает, что она очень груба, подумал он. Как бы ему хотелось хоть раз увидеть ее подлинные чувства — ее горячий темперамент. Пока же она лишь убегает прочь, только ощутив угрозу.
Когда он спросил себя, почему он так хочет узнать, что именно она думает и чувствует — особенно в отношении его проблемы — ответ ему не понравился. Потому что ему это небезразлично, черт подери. И это понимание оказалось для него как удар рукояткой молотка по свежему волдырю. Прошло еще два дня, прежде чем она вновь с ним заговорила. Он застал ее, когда она самостоятельно пыталась вытащить по леснице кусок кровельной дранки. Когда Адам ее окликнул, она обернулась:
— Я не нуждаюсь в вашем совете, Дарски, или в совете любого другого мужчины о том, что касается моего дела. Здесь вы получаете приказы, а не отдаете их.
Он отдал честь и посоветовал ей тем не менее быть осторожной. Она последовала совету, но чуть не сломала свою упрямую шею, пока лезла вверх.
— Послушайте, — начала она разговор во время ужина, подавая жареного цыпленка и картофель. Мне не стоило на вас так набрасываться сегодня. Я понимаю, вы лишь хотели мне помочь.
Он намазал хлеб маслом и пожал плечами:
— Нет проблем.
— Просто я привыкла все делать сама…
— И не привыкли, чтобы вам помогали? — закончил он начатую ею фразу.
Джо кивнула головой, вид у нее при этом был довольно глупый.
— Я заметил.
Он продолжал есть в полной тишине. Она же не ела, а просто возила вилкой по тарелке.
— Это… ну, выпивка… я хочу сказать, для вас это все еще проблема? — спросила она наконец.
Адам с удивлением посмотрел на нее. В ее глазах он прочел тот вариант ответа, который она жаждала услышать. Джо хотела бы, чтобы он оказался отрицательным.
Адам и сам был бы не прочь ответить так же. Кроме того, он хотел ей сказать, что не стоит волноваться, что она может из-за этого попасть в беду. Поэтому он постарался ответить ей именно таким образом, который ей не понравиться.
Сложив руки на краю стола, он наклонился к ней:
— Я всегда буду проблемой, рыженькая. Но если ты хочешь знать, имею ли я привычку заваливаться в канаву, я отвечу — нет. По крайней мере, со мной давно этого не случалось. Но ничто не стоит на месте. Ты можешь меня довести до канавы.
Глупо было это говорить. Ему следовало бы знать, что она воспримет слова буквально. Джо отложила вилку и опустила глаза.
— Когда я была моложе, — тихо произнесла она, — я всегда задавалась вопросом, не это ли происходит с моим отцом. Наверное, я, а не смерть матери заставили его пить.
Тебя все еще мучает этот вопрос, рыженькая, да? — думал он, проклиная себя за свою бесчувственность. Не желая переживать ее боль, но понимая, что от этого никуда не деться, Адам откинулся на кресле.
— Алкоголизм — болезнь, Джо. Когда твой отец впервые оказался в Детройте несколько лет назад и впервые пришел на собрание АА, он опустился настолько низко, насколько это вообще возможно. Наверное, именно это нас и связало.
Она отодвинула стул от стола и начала убирать грязную посуду.
— Он не пьет уже почти год, — добавил Адам, стараясь удержать ее на этот раз.
Повернувшись к раковине, она опустила голову и ухватилась за ее края. Он ощущал ее напряжение, почти чувствовал физически те усилия, которыми она пыталась удержать контроль над собой.
— Один год из десяти, — произнесла она. — Слишком мало, слишком поздно, разве не так? Ведь вы видели, во что он превратился?
Он отодвинулся от стола, и скрип стула по дубовому полу нарушил тишину. Он отнес свои тарелки в раковину. Прислонившись к стене, он скрестил руки на груди и поглядел на нее сверху вниз. Она была такая маленькая рядом с ним. Маленькая и ранимая. И неожиданно ему показалось совершенно невыполнимой клятва не касаться ее.