А вот и наша мама.
Олег Викторович подхватил сумки, понес на кухню. Оттуда выглянула невысокая худенькая старушка.
Вовремя, Любочка, как раз собираемся обедать.
Дети задергали мать во все стороны, наперебой рассказывая новости. Расцеловав обоих, она шутливо отбилась, приветливо поздоровалась с гостями и, вымыв руки, заспешила на кухню.
Юра чувствовал себя смущенно, а Миша — хоть бы что. Как только мог читался голос хозяйки, звавшей кого-нибудь помочь раздвинуть стол, он сорвался с места.
Федор Васильевич внимательно разглядывал Юру и наконец сказал:
Гостом, фигурой в деда пошел. А вот лицом не похож, — видно, и отца. После обеда пойдем ко мне, покажу фотографии Сашко.
Наши деды дружили до войны, — пояснил Олег Викторович. — И вместе воевали.
Они, можно сказать, на моих глазах погибли — Сашко и его второй номер Алик. А я в том бою ногу потерял.
Мне Николай Филиппович рассказывал. Он тоже дружил с моим цедим. Вы его знаете?
Знал, — коротко ответил Федор Васильевич и переменил тему Как на заводе, обживаешься? Олег не обижает?
Ну что вы. Нормально.
После обеда Миша отправился домой, а Юру старший Максименко увел к себе.
Водрузив на нос очки, он достал старинный альбом и, перекинув страницы, раскрыл на тех двух фотографиях, которые Юра видел у Николая Филипповича.
— Вот мой дед, — показал Юра. — А рядом дед Архипов.
— А слева от Сашко кто? — прищурив глаза и пряча в уголках губ хитринку, спросил Максименко.
Судя по тону, это был Федор Васильевич. Но как не похож на него этот высокий парень с чубом, спадавшим на глаза, руки которого, казалось, так и просят гармонь. Тот самый, о ком Николай Филиппович сказал, что стал инвалидом.
Юрий оторвался от фотографии и перевел взгляд на старика.
— Да, да, — подтвердил тот. — Федор Васильевич Максименко собственной персоной, только сорок с лишним лет назад. А вот этот старик с усами во втором ряду — отец. Рядом с ним справа — три моих брата. Они погибли в один час в том бою, что и Сашко.
В комнату вошел Олег Викторович и тихо присел к столу.
— Расскажите про бой, — попросил Юра.
Он знал о нем. Но Николай Филиппович не упомянул Максименко, тот, похоже, избегает говорить об Архипове. На фотографиях же стоят по обе стороны от его деда, каждый говорит, что дружил с ним. Врозь, что ли? Были в одном бою, только двое уцелели. Почему ни слова друг о друге?
— Завод выделил нашему батальону батарею из двух семидесятишестимиллиметровых орудий. Только панорам не было. Наводили прямо через ствол. Наша семья составила один орудийный расчет, — начал рассказывать старик. — Отец еще в гражданскую был артиллеристом. Павел перед войной действительную отслужил в артиллерии. Когда батальон отходил к Оредежу, батарею оставили на высотке прикрыть дорогу танкам, а Сашко и Алик со своим пулеметом залегли по другую сторону дороги на кладбище.
— С ними был и дед Архипов, — вставил Юра.
— Не знаю, где он был, — грубо оборвал Максименко, и лицо покрылось красными пятнами. Внук положил руку ему на плечо, и он, успокоившись, продолжал:
— В первую атаку убило командира и комиссара. Не стало командира — не было и команд. Никто не кричал, как в кино: «Огонь!», не взмахивал театрально рукой. Каждое орудие само выбирало цель. Одному танку удалось зайти нам во фланг. Разворачивать орудие не было времени. Всё, думаем, крышка. Одного снаряда с такой позиции достаточно, чтобы от нас ничего не осталось. Вдруг, глядим, с другой стороны дороги бежит кто-то к танку. В открытую, во весь рост, спешит. Бросил гранату, танк загорелся. Обратно, смотрим, ползет, голову к земле прижимает. Сделал дело и теперь себя бережет. Правильно, думаю, умница. Заговорил «максим», прикрыл его.
— Кто это был? — спросил Юра, внимательно слушавший рассказ, в котором появились неизвестные ему детали.
— Не знаю, не разглядел. Или Сашко, или Алик.
«Почему дед об этом не говорил? — гадал Юра. — Ведь не мог не знать?»
А Федор Васильевич продолжал:
— Тут налетели самолеты. После бомбежки осталось одно орудие, братья погибли, кончились снаряды. Отец стер с лица то ли пот, то ли слезы, кивнул мне на второе перевернутое орудие. Понял: за снарядами посылает. Пополз — местность открытая, не встать. Что дальше было, не знаю. Очнулся уже в госпитале. Левой ноги нет.
— А как вы в госпиталь попали? — спросил Юра.
— Не знаю, без сознания был. Мы с Виктором, сыном моим, после войны три раза в те места ездили, но не мог вспомнить, где бой шел, не нашел могил ни своих, ни твоего деда.