Дверь снова медленно открылась, просунулась палка, за ней — бабка Аринушка. Следом вошла новая медсестра, видимо сменившая Лиду, внесла котомку, поставила между их кроватями табуретку.
— Зачем вы пришли, бабушка Аринушка? — спросил Миша, с жалостью глядя на старуху.
Отдышавшись, она ответила в своей манере:
— Я ведь не спрашиваю, почему после работы пошли тушить пожар.
— Так вам же тяжело, я только поэтому. Сами говорили, что сил еле хватает ездить сюда в День Победы.
— Вам тоже нелегко было. И сегодня у вас своя маленькая победа. Надеюсь, не рассердитесь, что старуха приехала докучать?
— Ну что вы, бабушка, — включился в разговор Юра. — Вы же знаете, как все вас любят. И мы тоже. Миша просто о вас беспокоится.
— Я тут вам гостинцы привезла. Больничные харчи у нас ничего, но домашние завсегда вкуснее.
Она с трудом поставила на колени котомку и неторопливо стала извлекать из нее и передавать Мише банки с вареньем, мочеными яблоками, брусникой, солеными огурцами.
— Спасибо, бабушка Аринушка, ну куда столько, — взмолился Миша, ставя банки уже и на тумбочку Максименко.
— Ничего, вы молодые. А молодые много едят. По своим сыновьям знаю. От вас к ним пойду.
В ее живых выразительных глазах отражалась боль за этих чужих и своих ребят, которые в ту военную пору были в таком же возрасте…
Освободив котомку, бабка Аринушка поставила ее на пол и повернулась к Иванникову.
— Я вот что надумала, Юрочка. Чего тебе после свадьбы в городе торчать, глаза всем мозолить. Забирай свою женушку и вертайся. Я к подружкам уйду, а вы одни поживете в моем доме. Деревенская изба да русская банька теплом приветят молодых.
— Спасибо, бабушка Аринушка, посмотрим.
Впервые при нем Надю назвали женушкой. И от непривычного еще, но давно желанного сочетания ласкового слова с дорогим именем на него нахлынула волна нежности.
После ухода старушки в палату вошел возбужденный Максименко в накинутом поверх больничной пижамы плаще.
— Вы где пропадали? — накинулся на него Миша. — Мы уже боялись, что Надежда Павловна застукает.
Олег Викторович загадочно улыбнулся.
— Зря беспокоились, — сказал он. — Мы с ней рядом сидели но заседании правления колхоза.
Только бинты помешали Юре раскрыть от удивления рот, как это сделал Миша.
Удовлетворенный произведенным впечатлением, Олег Викторович продолжал:
— Больше, чем скажу, не спрашивайте. Тебя, Юра, отпустят завтра
рано утром. Председатель дает свою «Волгу», и в девять ты дома. Тридцать минут на переодевание — и ровно в десять часов тебя привозят во Дворец…
— А черный костюм, предупредить маму, подготовить к моему виду Надю…
— Это не твоя забота. — И, пресекая возможные протесты, Олег Викторович пояснил: — Я переговорил по телефону и с Надей, и с твоей мамой, и с Николаем Филипповичем. Все поставлены в известность, успокоены, ждут. Для свадьбы все готово. Твоя задача — только влезть в парадный костюм. Сможешь?
— А что остается делать. Придется смочь. А как…
— Никаких вопросов. Больше ничего говорить не могу. Велено тебя целовать, но…
— Я не обижусь, — улыбнулся Юра, — меня волнует…
— Тебя ничего не должно волновать. Твое дело маленькое: приехать и переодеться. Остальное уже продумано и подготовлено. В бригаде дела о’кей. Апрельский план выполнили. Ребята шлют приветы. Говорил, Миша, — обратился он к Суворову, — и с твоей мамой. Расхвалил, успокоил. На праздники жди.
— Ура!
— Тише ты, больница все-таки. Да, чуть не забыл. Хорошие новости от следователя Артемьева. Филипчука арестовали где-то на юге. Вот теперь все.
Юра понимал, что Олег Викторович во многом подменил его в подготовке свадьбы, однако для него оставалось много невыясненных «а как?». Приходилось надеяться на мамину расторопность и Надину сноровку, а пока заниматься собой, тем более что снова усилились боли и, похоже, поднялась температура.
В 5 утра следующего дня, как и было обещано, Юра сидел в председательской «Волге».
Шофер — молодой парень — явно был горд поручением: не каждому доводится везти жениха, отличившегося на пожаре. Он с таким восхищением посматривал на пассажира, что Юра перестал стесняться своей упакованной в бинты головы. Да и действительно: чего стесняться — не синяки после пьяной драки.
Встреча с мамой и Надей прошла на удивление спокойно, без «ахов» и «охов». Спасибо Олегу Викторовичу: сумел подготовить — и им: смогли сдержаться. Во взглядах ни жалости, ни сострадания. Надя только шепнула, обогрев душу: «Ты такой люб еще больше».