— Ну а предприимчивость как развиваешь? Она ведь разная бывает?
— Я за ту, которая сельскому хозяйству, а не отхожим промыслам развитие дает. К примеру, у нас три озера. Развели водоплавающую птицу: уток, гусей. Карпы-трехлетки в пруду до пятисот пятидесяти граммов тянут. В прошлом году ихтиологи обследовали наши озера, рекомендации дали. На одном решили разводить карпов масштабно, с прицелом на Ленинград. Или вот при школе создали кроликоферму. Прибыль большую имеем. Начали голоса раздаваться, что норок разводить доходнее: мех дороже ценится. Оно верно, но я против.
— Почему?
— Мы ведь не звероводческое хозяйство.
— А как же кролики?
— Я за них в первую очередь из-за мяса. Думаем, пора уже колхозную кроликоферму создавать.
— Масштабно? — повторил Федор Васильевич понравившееся слово.
— Конечно. На школе обкатали, почему не воспользоваться? Выгода-то прямая. И не столько в деньгах, сколько в мясе. А задумки знаете какие? — Федоров смущенно засмеялся, искоса посмотрел на Максименко.
— Говори.
— Учитель зоологии у нас местный, инвалид войны, большой энтузиаст. Прошлым летом дали ему путевку в Сочи, и он вернулся оттуда, совсем помешавшись на перепелках.
— На чем, на чем?!
— На перепелках, — осторожно повторил Сергей Фомич, опасаясь, не засмеет ли гость. — Химия пернатую дичь с полей, считайте, выгнала. Так?
— Да. Раньше на прилавках, бывало, и перепелки, и рябчики красовались, а теперь если только на картинках и увидишь.
— Верно, — подхватил председатель. — А в Сочи в санатории на обед перепелов подают.
— Откуда?
— Вот и наш учитель заинтересовался. Оказывается, там в одном совхозе специальную ферму построили по разведению перепелок. Хотя Валентин Павлович и уверяет, что хорошо отдохнул, но сдается мне, с этой фермы не вылезал. Во всяком случае вместо фруктов, как другие, привез с юга эскизы, чертежи и всю зиму с учителем по труду и старшеклассниками мастерили клетки, линию-автомат для сбора яиц, инкубатор. На каникулах командируем с ним нескольких ребят в Сочи за перепелиными яйцами, а там уже он замахивается на разведение и куропаток, и рябчиков, которых вы вспомнили.
— У вас, я вижу, при школе настоящий экспериментальный сельскохозяйственный цех.
— Так и есть. Выделили им поблизости поле, дали три трактора, другую технику. Реальная помощь колхозу уже сегодня и резерв на завтра — свои кадры растим.
Максименко взглянул на часы.
— Давай, Сережа, спать укладываться, засиделись. А утром, если сможешь, покажи нам с Олегом колхоз. А то он из своей Волотки дальше больницы и носа не казал, да и мне интересно не на цифрах, а на земле увидеть, как вы хозяйствуете.
— Завтра не смогу, Федор Васильевич, в райком еду. Вот если задержитесь…
— Не получится: работа.
— Тогда чуть позже, когда приедете с делегацией завода на День Победы.
— Не приеду, — помрачнев, прервал Максименко.
— Это почему же? — удивился Сергей Фомич. — Такой праздник и вдруг вы… — Догадавшись, оборвал себя, спросил в лоб: — Из-за Архипова?
Максименко не ответил, но по хмурому лицу было ясно, что председатель попал в точку.
— Ведь столько лет прошло, Федор Васильевич, не пора ли забыть старое? Или простить наконец.
— Подлость и трусость не забываются и не прощаются, Сережа. Погибшие не дают права.
— А может, не было ни подлости, ни трусости? — тихо спросил Федоров.
Максименко покраснел, затем кровь отхлынула, лицо приняло землистый оттенок.
— Может, — одними губами прошептал он. — Никому не говорил. Тебе первому. И то под минуту. Может, Сережа, — снова повтори, он. — Порой ночью все перебираю. Так прикину — получается, броси. товарищей. А спросишь себя: где доказательства? Нету. Одно убеждение. А если действительно промашку дал, друга в сволочи записал?! Это не то что подлеца подлецом назвать. Это страшно, Сережа.
— Так, может, поговорить с ним?
— Нет, — отрезал Федор Васильевич. — Если он тот, за кого я его принимаю, не о чем мне с ним разговаривать. Если ошибаюсь, он не захочет со мной говорить. Разлитую воду руками не соберешь.
— И все-таки приезжайте, Федор Васильевич. Вы у меня остановитесь, а Архипова в Болотке устроим, поближе к Юре. Ведь работаете в одной бригаде, так неужто на таком празднике не быть.
— Ладно, посмотрю. А теперь, Сережа, давай постоим, вспомним моих, Сашко, твоего отца, всех наших ополченцев, твоих друзей, кто за нашу землю в нее и полег.