Изо всех сил стараясь соблюдать хладнокровие, я честно отвечаю:
— Я врезалась в его машину на светофоре.
— Правда? — брови Ирины удивленно приподнимаются, на лице отражается озабоченность. — Надеюсь, никто не пострадал?
— Только мое сердце, мама, — говорит Максим, беря мою руку и поднося ее к губам.
Я застываю, потрясенная этим нежным жестом, вынужденная напомнить себе, что это лишь часть спектакля, а он просто хороший актер. Но это не помогает: после всего, через что он заставил меня пройти, Максим должен вызывать во мне отвращение, а я наоборот все чаще замечаю, что мне приятно наблюдать за ним. И его прикосновения мне отнюдь не противны. И то, как уважительно и ласково он общается с матерью, лишь сильнее убеждает меня в том, что я совсем его не знаю.
Когда на столе появляется основное блюдо, у меня появляется возможность незаметно перевести дух. Ужин проходит гораздо лучше, чем я ожидала, и все же обманывать никогда не бывает легко, особенно если обьектом лжи выступают люди, которые тебе симпатичны. Да еще и присутствие Максима на расстоянии вытянутой руки не позволяет мне расслабиться: он тревожит меня эмоционально и физически, но в то же время мне странно спокойно от осознания того, что он рядом.
К счастью, Ирина не задает бестактных вопросов о наших отношениях, но с удовольствием откликается на мое предложение рассказать о детстве сына, развлекая всех за столом забавными историями из прошлого. Правда, к концу ужина она начинает выглядеть утопленной.
— Ириш, пора отдыхать, — заметив бледностью жены, Игорь Юрьевич приподнимается со своего места и протягивает ей руку.
— Да, мам, — поддерживает отца Максим. — И нам с Владой все-равно пора ехать.
— Приезжайте еще, — просит Ирина, принимая руку мужа.
— Конечно, мама.
Максим наклоняется и касается губами щеки матери, затем прощается с отцом.
— Влада, извини за несколько скомканный финал, — печально улыбаясь говорит Ирина, всем своим хрупким телом опираясь на руку мужа.
Видно, что ее силы на исходе.
— Не стоит извиняться. Благодарю вас за приглашение.
Когда мы садимся в машину, я пристегиваю ремень и задаю вопрос, который уже долго вертится на языке:
— Почему ты не предупредил меня?
— Она не любит, когда ее жалеют, — произносит Максим, не пытаясь делать вид, что не понимает о чем я.
— У нее рак? — мягко предполагаю я, переживая, что лезу не в свое дело.
— Лейкемия.
— Мне жаль.
Он кивает, а я вспоминаю о своей маме. Судьба оказалась к ним обеим так несправедлива.
— Спасибо, что не выдала нас, — Максим заводит двигатель, а я стараюсь не чувствовать себя задетой этой благодарностью.
— Неужели ты считаешь, что я могла бы?
Некоторое время я наблюдаю, как одно выражение сменяет другое на его лице.
— Нет, — вдруг серьезно говорит он, и теплота в его глазах посылает незнакомые импульсы в мое сердце. — Я так не считаю.
Глава 19
На часах только девять вечера, когда Максим глушит мотор своего автомобиля на подземной парковке под домом. Перед тем, как экран бортового компьютера гаснет, я успеваю прочитать на нем надпись суббота. Последние дни были для меня такими изматывающими, что я даже не думала о том, что сегодня выходной. Неужели Андреев планирует остаток вечера провести дома? Как-то не вяжется подобная сдержанность с его образом.
— Если тебе нужно уехать, не нужно провожать меня наверх, — беспечно озвучиваю свои мысли и тут же тушуюсь, когда Андреев посылает мне вопросительный взгляд.
— Куда, по-твоему, мне нужно уехать? — не скрывая мрачного любопытства, спрашивает он.
— Я не знаю, — отвечаю смущенно, прокручивая на пальце обручальное кольцо. — Наверняка, ты привык развлекаться в выходные. И я не ожидаю, что ты будешь все свободное время проводить со мной. Может быть, у тебя есть подруга, с которой ты хотел бы увидеться. В конце концов, ты сам говорил, что мы заключили сделку, не больше.
Мое торопливое признание натыкается на ледяное молчание. Оно подозрительно затягивается, но воздух в салоне и без слов начинает потрескивать от растущего напряжения. Под мрачным взглядом Максима нервы скручиваются в тугой узел — я уже и сама не рада, что начала этот щекотливый разговор, но сказанного не воротишь.
— Могу ли я воспринимать твои слова как поощрение моего тесного общения с другими женщинами? — наконец, произносит он.