Возможно, читатель заметит: зачем нам такие подробности, мы ведь тачку катать не собираемся… Не зарекайся, дорогой читатель. Жизнь, она непредсказуема. А тачки в прошлое ещё не канули. Конечно, нет смысла в рамках нашего очерка подробно пересказывать шаламовское повествование. Желающий может сам обратиться к рассказу старого лагерника о тонкостях рабского труда тачечника: и как манипулировали нормой выработки, давая одним бригадам маршрут в 300 метров, а другим — в 60, и как конвойные зорко следили, чтобы тачечник не «филонил», требуя от него даже после отправления большой нужды — «Где говно?!»… Но вот на разновидностях тачек хотелось бы остановиться особо.
Авторы знаменитого сборника о Беломорканале отмечали:
«Здешняя тачка, подобно киргизской лошади, низкоросла, невзрачна с виду, но необычайно вынослива. Она произошла от различных пород тачек: шахтёрских, железнодорожных, украинских, уральских и прочих. Приспосабливаясь и видоизменяясь, тачка приобрела здесь иной разворот ручек и “крыла”, т. е. низкие, широкие бока. И на этих своих выносливых боках она вынесла многие тяготы Беломорстроя. О ней, о “крылатой” тачке, толкуют в бараках, её обсуждают на собраниях, о ней поют частушки:
И теперь одна из женщин, проходя мимо тачки, плюёт на неё с таким страшным выражением злобы и ненависти, что поражённый конвойный неофициально говорит: “Ну, тётка… ну, тётка…” И больше ничего прибавить не может».
Когда читаешь Шаламова — лагерника более позднего призыва, понимаешь реакцию «тётки». Варлам Тихонович подчёркивал разницу между обычной «старательской» и «гулаговской» тачкой: «Старательская тачка, ёмкостью 0,03 кубометра, тридцать тачек на кубометр породы… На Колыме в золотых её забоях к сезону тридцать седьмого года были изгнаны старательские тачки, как маломерки чуть не вредительские… Гулаговские, или берзинские, тачки к сезону тридцать седьмого года и тридцать восьмого года были емкостью в 0,1–0,12 кубометра и назывались большими тачками… Сотни тысяч таких тачек были изготовлены для Колымы, завезены с материка как груз поважней витаминов».
Шаламов называет гулаговскую тачку «берзинской» — по фамилии директора Дальстроя Эдуарда Берзина, много сделавшего для освоения Колымы зэками и расстрелянного в конце концов летом 1938 года за «шпионскую деятельность в пользу Японии». Беломорскую тачку по аналогии можно назвать «фиринской» — в честь начальника строительства Беломорско-Балтийского канала Семёна Фирина (расстрелян в 1937 году). Она была переходной от «старательской» к «берзинской», и ёмкость её составляла 0,075 кубометра, против чего в ноябре 1936 года выступала газета «Советская Колыма» (статья «Проблема тачки»): «Мы вынуждены проблему откатки грунтов, торфов и песков на какой-то период тесно связать с проблемой тачки… От конструкции тачки в огромной степени зависят и производительные темпы, и себестоимость продукции. Дело в том, что эти тачки оказались ёмкостью всего 0,075 кубометра, тогда как емкость нужна не менее 0,12 кубометра… Для наших приисков на ближайшие годы требуется несколько десятков тысяч тачек. Если эти тачки не будут соответствовать всем требованиям, которые предъявляют сами рабочие и производственный темп, то мы, во-первых, будем замедлять производство, во-вторых, непроизводительно затрачивать мускульную силу рабочих и, в-третьих, растрачивать бесцельно огромные денежные средства».
Грешно умолчать также о замечательном эпизоде из фильма «Заключённые» 1936 года — экранизации пьесы Николая Погодина «Аристократы», посвящённой «перековке» уголовников и «соцвредителей» на Беломорканале (о пьесе и фильме мы подробнее поговорим в следующих очерках). Начальник лагеря Громов видит, как каналоармеец катит тачку, а она соскакивает с трапа-доски. И чекист с отеческой заботой объясняет зэку: «Ты нагружай к колесу больше тяжести, а к рукам — меньше. Тогда тяжесть пойдёт на баланс. Возить будет легче. Доски надо посыпать песком или опилками. Понятно?» И тут же, поворачиваясь к стоящему рядом «вредителю», сурово отчитывает его: «Инженер Садовский, почему не покажете им, как надо работать? Люди мучаются, а зря… Вы же производственник, практик. Вы должны уметь заботиться о людях». И зритель осознаёт, что именно инженер Садовский во всём и виноват. Правда, не совсем ясно, откуда Садовскому знать о тонкостях тачечного дела. Но логика проста: ты же инженер! Про пифагоровы штаны в курсе, должен сообразить и о нагрузке на колесо!