На Молдаванке музыка играет: Новые очерки о блатных и уличных песнях

Мне неизвестно, насколько развито в Мексике изучение жанра «корридос». Могу предполагать, что в достаточной мере. Да и сам жанр живёт до сих пор как народная песня, отражающая реальные события. Например, в октябре 2001 года радиостанции в северной Мексике были заполнены песнями народных исполнителей, откликнувшихся на теракт 11 сентября в США: «Чёрное 11-е», «Трагедия в Манхэттене», «Баллада об Осаме бен Ладене» и т. д. Диск-жокей одной из станций, Пако Нунес, говорил, что эти «корридос» заказывают больше всего. По его словам, многие люди узнавали из песен больше, чем из новостей.

У нас в России, к сожалению, исторические блатные песни как часть отечественного культурного наследия долго не изучались. Пришло время этот пробел восполнить. Но работа требует огромных усилий, кропотливости, поисков: слишком много времени упущено…

Настоящая книга — попытка наверстать упущенное. Надеюсь, и эта моя работа будет встречена читателями благосклонно.

Александр Сидоров

Как Ширмач героической смертью увековечил великую стройку «На Молдаванке музыка играет»

На Молдаванке музыка играет

На Молдаванке музыка играет,
В пивной веселье пьяное шумит,
А за столом доходы пропивает
Пахан Одессы Костя-Инвалид[1].

Сидит пахан в отдельном кабинете,
Марусю поит розовым винцом,
И между прочим держит на примете
Её вполне красивое лицо.

Он говорит, закуску подвигая,
Вином шампанским душу горяча:
«Послушай, Маша, детка дорогая,
Мы пропадём без Кольки-Ширмача[2].

Торчит Ширмач на Беломорканале,
Толкает тачку, стукает киркой,
А фраера вдвойне богаче стали —
Кому ж их щупать опытной рукой?

Езжай, Маруся, милая, дотуда
И обеспечь фартовому побег.
Да торопись, кудрявая, покуда
Не запропал хороший человек!»

Маруся едет в поезде почтовом,
И вот она — у лагерных ворот,
А в это время зорькою бубновой
Идёт весёлый лагерный развод.

Канает[3] Колька в кожаном реглане,
В лепне[4] военной, яркий блеск сапог,
В руке он держит важные бумаги,
А на груди — ударника значок.

«Ах, здравствуй, Маша, детка дорогая,
Привет Одессе, розовым садам!
Скажи ворам, что Колька вырастает
Героем трассы в пламени труда.

Ещё скажи: он больше не ворует,
Блатную жизнь навеки завязал;
Он понял жизнь здесь новую, другую,
Которую дал Беломорканал.

Прощай же, Маша, детка дорогая,
Одессе-маме передай привет!»
И вот уже Маруся на вокзале
Берёт обратный литерный билет.

На Молдаванке музыка играет,
В пивной веселье пьяное шумит,
Маруся рюмку водки наливает,
Пахан такую речь ей говорит:

«У нас, воров, суровые законы,
И по законам этим мы живём,
И если Колька честь вора уронит,
Мы Ширмача попробуем пером».

Но тут Маруся встала и сказала:
«Его не троньте! Всех я заложу!
Я поняла значение канала,
За это Колькой нашим я горжусь!»

Тут вышли урки с нею из шалмана
И ставят Маньку-суку под забор:
«Умри, змея, пока не заложила,
Подохни, падла, — или я не вор!»

А на канал приказ отправлен новый:
Шпане сказали — марануть порча![5]
И рано утро зорькою бубновой
Не стало больше Кольки-Ширмача.

Абрашка, Колька и другие

Баллада о Кольке-Ширмаче занимает особое место в уголовном фольклоре. Хотя блатной она, по сути, не является, поскольку авторы сочувствуют «предателям воровского мира», однако на сегодняшний день входит в «обязательную программу» классического «блата». Так в чём же особость песни? Прежде всего в том, что она отражает новый, важный этап развития Страны Советов, её уголовного мира и особенно — лагерной системы сталинизма. Поэтому баллада достойна того, чтобы комментировать её подробно, а то и построчно.

Первая же строка — «На Молдаванке музыка играет» — отсылает нас к песне 20-х годов «Абрашка Терц, карманщик из Одессы»:

1

Вариант: А за столом два вора заседают —

Старик-пахан и Костя-Инвалид.

Кроме того, в некоторых вариантах вместо Кости-Инвалида фигурируют Ёся-Инвалид, Оська-Инвалид.

2

Ширмач — карманник.

3

Канать — идти.

4

Лепня — костюм.

5

Марануть порча — убить предателя (порчак, порч, порчушка — испорченный, «гнилой» человек).