Вознесенному к вершинам власти недалекому генералу, как и советскому «экономисту», хватило сообразительности, чтобы понять: ощутимых улучшений ждать придется долго — значит, люди взвоют, окрысятся и будут искать виноватых, а еще тех, кому вручить свое спасение. Поэтому надо успеть возглавить недовольство, застолбить поляну — пока в предвкушении президентского кресла не подоспели другие. Оба претендента рвались к власти.
Между правительством и Верховным Советом началась публичная ругань, а вскоре ряды оппозиции пополнились толпами народа. В начале февраля коммунисты из компании Виктора Тюлькина провели в центре Москвы, на Манежной площади, стотысячный митинг протеста. Люди, которые пришли туда, не рвались к власти, они действительно считали себя обманутыми и ограбленными, они были растеряны и озлоблены, в основном это был люмпен-пролетариат среднего и старшего возраста, и он станет основной массой тех протестов. Сталинские и хрущевские времена были временем их юности, на то самоощущение наложилась крепко вколоченная в их головы советская пропаганда, и на площадь они вышли с портретами Сталина, Ленина и лозунгами возврата в «СССР».
Воодушевленные массовой поддержкой коммунопатриоты решили идти дальше и потребовали разрешения на шествие в День Советской Армии, 23 февраля. Было заявлено, что ветераны Великой Отечественной, пройдя по Тверской к Кремлю, возложат цветы к Могиле Неизвестного Солдата. Шествие столичные власти не разрешили, но оно все же состоялось и благодаря участию боевиков из числа анпиловцев, макашовцев и Союза офицеров едва не дошло до Кремля.
Пресс-секретарь президента В. Костиков вспоминал потом: «Надежды радикальных демократов на то, что поражение реакции откроет безболезненный путь к реформам, не оправдывались. Бывшие путчисты настолько осмелели, что, находясь в тюрьме, давали интервью в прессе. Бывший шеф КГБ и один из вдохновителей заговора против демократии В. Крючков писал в открытом письме Ельцину: „Ответ перед историей за Союз будут держать не те, кто предпринял попытку спасти его, а другие, разрушившие могучее и единое Отечество. Среди ответчиков будете и Вы, господин Президент“. Нужно сказать, я до сих пор не пойму, почему демократическая пресса, радио и телевидение так широко предоставляли страницы и эфир путчистам. Это был какой-то „демократический мазохизм“… <…> Политическая атмосфера в Москве в этот период напоминала революционную обстановку в октябре 1917 года перед захватом власти большевиками. В целом по стране волна митингов пошла на убыль, но Москва еще бурлила. За пять месяцев 1992 года в столице прошло более 300 митингов, из них 200 несанкционированных, что явно свидетельствовало об элементах анархии в политической жизни».
На годовщину референдума о сохранении Союза движение «Трудовая Россия» во главе со своим вождем Анпиловым призвало людей к участию во «Всенародном вече»:
«ГРАЖДАНЕ! Год назад состоялся первый в истории нашей страны референдум. Народ сказал решительное „ДА“ — единому Союзу Советских Социалистических Республик. Однако высшие должностные лица попрали волю народа, преступили Конституцию страны и в угоду западному капиталу объявили СССР несуществующим. Тем самым клика Горбачева—Ельцина спровоцировала развал государства, ограбление народа, гражданскую войну. Долг честных людей — восстановить законную власть, пресечь спланированный геноцид… <…> …и утвердить волю народа — результаты референдума».
О том, что голосовали за другой союз, о том, как вернуться в то, чего нет, в то, что стремительно разбежалось по своим национальным территориям и не собирается добровольно возвращаться, они, естественно, сказать не могли. Но обманутым в ожиданиях людям было достаточно громких обличений. Под нажимом Верховного Совета акцию на Манежной площади разрешили, и на ней опять было не меньше 100 тысяч участников.
Речи на этом вече были зажигательными. Говорит бывший офицер Войцеховский: «Теперь мы, сотрудники вильнюсского ОМОНа, разбросаны по всей России… Все, все зубами скрипят и говорят: придет время… Будет еще литерный поезд. Отцы „демократов“ валили лес, а они будут пни корчевать, к чертовой матери. И я попрошу назначить меня никаким не начальником, я попрошусь просто начальником литерного состава, и восемьдесят процентов они не доедут туда при попытке к бегству».
Дальше угроз и резолюций вече не пошло. Вместо союзного съезда была его жалкая пародия, вместо нового правительства избрали «думу» во главе с генералом Макашовым, а кандидатами — двух адмиралов, Чернавина и Касатонова. Это было самое массовое выступление сторонников оппозиции. Но к этому времени, по русскому обычаю, все народные «вожди» уже успели перессориться, толкаясь локтями за первенство.