На самом деле, по данным ВЦИОМ, против реформ тогда высказывались только 26 %, а за продолжение реформ — 46 % опрошенных. Как и следовало ожидать, это были горожане и сельские жители, имеющие среднее и высшее образование.
После уличной артподготовки последовала атака реваншистов на депутатском съезде. Но за день до его открытия в концертном зале гостиницы «Россия» прошло «Собрание граждан Российской Федерации». Инициаторы пригласили туда представителей многочисленных партий (скорее протопартий) и организаций демократического толка. Цель — разъяснение ситуации и объединение усилий.
В принятом обращении «К власти и народу» участники поддержали продолжение курса реформ, защиту прав человека, передачу земли и основных промышленных фондов в деятельные руки. А вот с необходимостью перехода к президентской республике согласились не все.
К открытию VI Съезда там уже сложился оппозиционный блок «Российское единство» и составлял он большинство. Его депутаты отказались ратифицировать Беловежские соглашения, отказались убрать из Конституции России ссылки на законодательство СССР (?!), отказались слушать Гайдара и настояли на том, чтобы именно Ельцин доложил съезду о ходе реформ.
Президенту пришлось объяснять депутатам, что анализ ситуации не оставил правительству выбора и ему пришлось «до предела сжать время запуска важнейших рыночных механизмов, демонтажа командной экономики, резко ужесточив бюджетную и денежно-финансовую политику, чтобы не допустить развития гиперинфляции». Продолжая, он напомнил, что «накануне 1992 года не было недостатка в пессимистических прогнозах относительно реакции населения на либерализацию цен. Конечно, прошел он тяжело, первый этап, но, тем не менее, в основном население <…> его выдержало…». «Главное, что угрожает сегодня России, — сказал Борис Ельцин, — это возврат к недалекому прошлому — псевдореформам времен союзного правительства. Все помнят, что они свелись к бесплодным дискуссиям, к ведомственной борьбе за бюджетные дотации. Мы шли этим путем в течение семи последних лет и в полной мере убедились: такая политика является однозначно деструктивной. Именно она, в конечном счете, разрушила страну».
Ельцин резко выступил против стремления оппозиции принизить роль президента, сделать ее формальной и номинальной. Закончил он словами о том, что надо заниматься делом, что, если удастся сохранить гражданский мир и удержаться от конфронтации, появится возможность стабилизации к концу текущего года. «Россия разбужена, она двинулась <…>, к нормальной, полноценной жизни. И как бы ни было трудно, <…> ход истории уже не остановить!»
Увидев, что президент (он же глава правительства) построил речь на общих оценках и не стал вдаваться в детали, оппозиционеры решили отыграться на Гайдаре, дав ему только 15 минут и не ограничив время для своих оценок и предложений.
«К тому времени, — сказал Гайдар депутатам, — когда V Съезд, дав президенту дополнительные полномочия, открыл дорогу к углублению экономических реформ, шесть лет колебаний, нерешительности, компромиссов уже породили настоящий социально-экономический хаос… Все прекрасно понимали, что пришло время расплаты за годы финансовой безответственности, за неплатежеспособность Внешэкономбанка, за разворованные природные ресурсы страны, за разваленные финансы, за неработающий рубль, за пустоту прилавков, за все те социальные демагогические обещания, которые раздавались вволю на протяжении последних лет… Осень 1991 года — это уже крутое падение общественного производства, это быстро останавливающаяся черная металлургия, за которой явно вставала угроза остановки всего машиностроения и строительства. Осень 1991 года — это время глубокого уныния и пессимизма, ожидания голода и холода. Все, кто в этой сложной ситуации решил бы и дальше тратить время на бесконечные и бесплодные дискуссии о безболезненных путях перехода к рынку, стабилизации экономики, ждать создания конкурентно-рыночной среды и формирования эффективной частной собственности, дождался бы паралича производства, гибели российской демократии и самой государственности.
Набравшие собственную деструктивную инерцию процессы в сфере материального производства нельзя было остановить по мановению волшебной палочки. За резко упавшим уже к осени 1991 года сокращением производства стоят и развал связей с Восточной Европой, и ухудшение условий торговли с государствами Содружества, и упавший импорт, и уже износившееся оборудование. Да и за саму финансовую стабилизацию, как известно, практически всем и везде в мире приходится довольно дорого платить падением производства. Предполагать, что вслед за либерализацией цен немедленно начнется индустриальный подъем, могли лишь безграмотные авантюристы.