В 1993 году он сменил Альфреда Коха (тот подписал к тому времени немало спорных решений и по совету А. Чубайса отправился в Чили). В самый разгар приватизации Григорий Томчин стал зампредседателя КУГИ.
Беседа с человеком, непосредственно работавшим на этом фронте, интересна:
«У нас были долгие споры у Чубайса, до ночи — делать директорскую приватизацию или не делать? Я, Кох, Южанов были за то, что делать именно директорскую. Мы говорили, что инсайдер придет все равно к директору, которому ведь мы не просто отдавали — он должен был выиграть конкурс с любой другой командой. Дмитрий Васильев и Петр Мостовой были против директорского варианта, за то, чтобы участвовало как можно больше народу со своими ваучерами, чтобы к руководству и владению пришли новые люди. Мы говорили, что новые люди, придя на наши старые предприятия, будут очень долго разбираться, что им делать с этим. Мы говорили, что у нас нет тех высоких профессионалов, которые пришли, например, из Западной Германии в восточный сектор и быстро со всем разобрались. Иностранцам нечего было делать с нашим ржавым, допотопным железом…
Стороннему покупателю мы продавали бы кота в мешке, а вот если умному директору или главному инженеру (тому, что поумнее), то такой хозяин уже знает, что получит и что с этим делать.
Причем почти все работающие предприятия города уже имели при себе два-три кооператива и зарабатывали деньги. А те, кто заработал деньги, уже могли скупать ваучеры, акции, претендовать на контрольный пакет…
В комитете при подготовке аукционов мы проверяли каждого директора, каждого заявителя. Когда он приходил и подавал заявку, целый отдел сидел — этим занимался.
— Что проверялось?
— Имущество. Какое оно — имущество? Принадлежит ли оно предприятию, есть ли реальные планы по развитию, есть ли средства для их реализации? Мы сделали реальную конкуренцию внутри, у нас же было три варианта приватизации, каждое предприятие выбирало свой вариант.
— А что криминал?
— Так настоящий криминал в приватизацию промышленности не поверил и не пришел. Меня тогда приглашали выступать в разные сообщества, даже „воров“ и еще кого-то, — я тогда был знаком со всеми, вот Костя Могила (тот самый, начинавший с фарцы и рэкета, а спустя несколько лет — один из ведущих питерских мафиози) на мой вопрос ответил так: „Это государство все равно все отберет. Чего мы будем ломаться?“
Поэтому первая промышленная приватизация, в отличие от залоговых аукционов, не была криминальной, она была больше цеховой. Но в прямом, производственном смысле, потому что теневые „цеховики“ типа М. Мирилашвили тоже не поверили в приватизацию промышленности. Собственные магазины и вообще сфера обслуживания оказались им ближе, это мне Миша сам говорил. Сторонних покупателей было очень мало — либо директор, либо главный инженер, какая команда сильнее…
Пример нормальной приватизации — „Полиграфмаш“, очень серьезное предприятие. Там года за три до всех этих дел директор выгнал своего главного инженера, Соловейчик такой, но он не пропал, а организовал свое маленькое производство, делал ларьки, автобусные остановки… А когда на „Полиграфе“ началось собрание, он пришел, сказал: „У меня не группа, я один, но я могу привлечь столько-то денег, при этом рабочие места останутся и заказы будут“. Он предложил коллективу идти по так называемому третьему варианту (это мы называли тогда Management buy-out, то есть когда на собрании коллектива выходит человек и говорит: „У меня там или у моей команды — такая-то программа, мы будем делать то-то и то-то, если вы мне доверяете, я получаю 20 % ваших акций по номиналу, вкладываюсь в производство, и, когда у нас все получается, мы выпускаем еще акции и я получаю еще 30 %, всего у меня будет 50 % и у коллектива столько же…“
(На самом деле это не помешает ему потом скупить на рынке или у трудового коллектива еще сколько-то акций и получить контрольный пакет… Это мы специально так сделали, чтобы получить полноценного хозяина.)
А бывшего инженера с „Полиграфа“ с того собрания сначала погнали: „Вот еще, пришел какой-то!“
Но после бурных трехдневных дебатов, когда ничего так и не решили, его позвали, еще раз послушали! Но тогда он поставил условие: отдать ему еще 31 % акций, но только в управление. Коллектив согласился, и Соловейчик за несколько лет поднял предприятие, а сейчас уже его сын — директор и совладелец! Сегодня у них новые цеха, а в старых теперь торговля, бизнес-центр — предприятие пережило все трудности и успешно работает.