От обилия экспрессивных и ярких мафиози мне нестерпимо захотелось замурлыкать музыкальную тему из «Крестного отца». В крайнем случае – песню итальянских коммунистов «Бандьера Росса»[99].
После очередного перекура Славик и помощники сменили скатерти. Делегация бывших итальянских «трудящихся» выставила на стол свой подарок – два вкуснейших и нежнейших чизкейка, сделанных из сладкого творога, фруктового джема и теста, извлеченного из магазинного хлеба.
Воистину, нужно было быть настоящим чудотворцем, чтобы в тюрьме изготовить такой шедевр!
Позже Славик объяснил, что кондитеров «экстра класса» – всего два на всю зону и что за свою работу они берут долларов шестьдесят. Процесс приготовления занимал несколько часов, последние два – у микроволновки. При этом повар-кондитер – фальшивомонетчик из Кореи – не только следил за поспевающим тортом и отгонял потенциальных воров, но и сдерживал напирающую очередь.
И я, и Максимка были потрясены банкетом – мы совершенно не могли себе представить, как в тюремных условиях при официальном отсутствии многих продуктов, под носом у дуболомов состоялся такой пир.
О «смычке города и деревни» – охранников и заключенных – во имя получения взаимной выгоды я узнал через несколько месяцев, когда на территорию тюрьмы Форт-Фикс был введен американский спецназ. Солдаты с овчарками искали сотовые телефоны и наркотики, а также арестовывали своих «иуд», снабжавших зэков запрещенными плодами цивилизации.
Через полчаса мы уже прогуливались по периметру тюрьмы. Раблезеанство и гедонизм надо было незамедлительно «отработать». Саша, Робик и Вадюша в едином порыве приняли решение объявить на следующий день голодовку ради здоровья.
Я к такому экстриму пока еще не был готов. Как учил Дима Обман – всему свое время, даже в тюрьме.
Особенно в тюрьме.
…Через два дня состоялась вторая часть Марлезонского балета – проводы Славика широкой тюремной общественностью.
По непонятным для меня причинам администрация в подобные массовые мероприятия старалась не вмешиваться или вмешиваться по крайней мере избирательно, чтобы избежать революционной ситуации. На этот раз после двухминутных разборок с героем дня дежурный лейтенант ограничился тем, что выставил дополнительные посты дуболомов неподалеку от места проведения «се си бона»[100].
На «второй день» Славик позвал сокамерников, коллег по работе, партнеров по картам, соседей по бараку и просто местных приятелей.
Пикник проходил на улице – у двух отдельно стоящих доминошно-карточных столов.
Мы с Максимкой вошли в «группу поддержки» – доставали из отмытого мусорного контейнера ледяные бутылки с соком и газировкой; разрывали пакеты с чипсами, сухариками, печеньем, сладкими булочками «хани бан»[101] и прочей «здоровой» снедью из тюремного супермаркета.
Гости потчевали себя безалкогольными напитками и пионерлагерными закусками. Они, не стесняясь, подходили по нескольку раз, пользуясь широтой души и кармана отъезжающего сидельца.
Меня, как дружинника-добровольца, это страшно выводило из себя, но Славик на безобразия внимания не обращал. Он вовсю наслаждался прощальной тюремной тусовкой и светской «теркой» на свежем воздухе.
…Буквально через несколько дней после Славкиного банкета и последующего за ним пикника всех озадачил наш неисправимый тюремный парторг Семен Семеныч Кац.
Почти каждый вечер «русская» ОПГ[102] тусовалась на тюремном «Брайтон-Бич», в самом конце зоны. Народ резался в карты, громко обзывая своих партнеров; кто-то болтал; Вадик разыгрывал шахматную партию с очередным чернокожим; я забивался в угол под навес и читал.
Неожиданно возле нас появился хитро улыбающийся черновчанин. Как обычно, по-птичьи выворачивая загорелую морщинистую шею, тщедушный гроза страховых компаний объявил:
– Внимание, товарищи зэки! Я таки завтра справлю свой юбилей, чтоб я так жил! Вашему покорному слуге исполняется ровно шестьдесят лет! В Черновцах я бы уже выходил на пенсию, и на банкет бы пришла вся городская администрация. Семена Каца уважали и знали все! Сейчас – другая ситуация. Во-первых, на пенсию я не собираюсь, есть еще порох в пороховницах. Во-вторых, до американской пенсии я еще не дорос, да и эти гои[103] мне вряд ли что начислят. В-третьих, я в тюрьме, а не на юбилейном круизе на Багамах. Поэтому Семен Кац имеет честь пригласить досточтимый цвет русской организованной преступности на мое праздничное мероприятие! Завтра, сюда же, в это же время. Всем «зай гизинт»[104]! – закончил он, подняв свою сухощавую руку.