Мать старалась удержать отца.
— Ну, полно, полно! Что с тобой? Перестань, отец! — уговаривала она, поглаживая его по плечу.
— Фанни, идем домой! — приказала своей дочери миссис Броуз.
Силы небесные! На нем нет штанов! Какой стыд и срам! — воскликнула, вылетая из комнаты, мисс Мэхони, суровая и набожная старая дева. У двери она обернулась и кинула еще один уничтожающий взгляд на отца, а затем, проходя под окном, еще раз заглянула в комнату, чтобы удостовериться, что была права в своем гневе.
Но миссис Мак-Фластер вид отца ничуть не смутил. Она подошла к нему, топнула ногой и завизжала истошным голосом:
— Это ложь! Ложь!
Она визжала так до тех пор, пока не подоспел Дейв и не утащил отца в спальню.
Отец уже перестал кричать, успокоился и даже благосклонно приложился к миске с кашей, которую ему подала мать, но тут кто-то снова постучал. Мать вышла открыть дверь.
Это был пастор Мак-Фарлэн. Он улыбнулся, пожал матери руку и вдруг состроил необычайно торжественную и печальную мину, словно на похоронах.
— До меня дошли слухи, что мистер Радд лежит в лихорадке, — озабоченно сказал пастор матери вполголоса.
Заходить к отцу он не собирался — зачем тревожить больного? И предложил вместо этого помолиться о его выздоровлении.
Мать послала Сару за мальчиками.
— Ребята, вас домой зовут! — скомандовал Дейв Биллу и Джо.
Они-то ведь не знали, что в доме пастор. Но Дейв знал и потому улизнул закрывать ворота на дальнем выгоне. Он закрывал их до позднего вечера.
Пастор негромким торжественным голосом начал молиться. Вдруг тишину богослужения нарушил зычный голос отца:
— Эл-л-е-е-н!
Джо осклабился. Мать смущенно заерзала.
— Эл-л-е-е-н! — еще громче крикнул отец.
Пастор продолжал кротко и проникновенно:
— Дай силы вынести это испытание…
— Черти собачьи! Где вы там запропастились! Эл-л-е-е-н!
— Ниспошли нашему возлюбленному брату здравие…
Святотатственные крики снова прервали молитву.
— Какого там дьявола! — взревел отец, барабаня кулаком по перегородке так, что весь дом заходил ходуном.
Мать бросилась в спальню.
— Где тебя носило?
Знаками мать просила его замолчать, прошептав, что в столовой пастор.
Но это не остановило отца, и он заорал еще громче:
— Он привел моего Дарки?
Дарки — так звали нашу лошадь — несколько недель назад отец одолжил пастору.
Сообразив, что здесь благоразумнее будет ответить утвердительно, мать солгала.
— Он хорошо ее кормил?
Мать снова покривила душой.
— А он вернул десять шиллингов, что брал в долг?
— У него бред, — шепнул пастор Саре. — В лихорадке люди всегда бредят.
И решив, что ему лучше всего уехать, преподобный Мак-Фарлэн отправился восвояси.
Глава 9. Отец и Кери
Летний вечер. В доме невыносимо душно, на дворе прохладней; во всем спокойствие и безмятежность; нигде ни звука, ни признаков жизни. Заросли безмолвствуют‚ погрузившись в сон. На веранде отец в своем кресле думает думу; Дейв, Джо и Билл растянулись на травке подле ступенек, мечтательно созерцая мириады звезд, усыпавших небо.
Вдруг совсем близко раздался зловещий крик ночной птицы. Джо и Билл повернули головы, стараясь определить, откуда он. Отец и Дейв не обратили на него внимания.
Над грядою холмов медленно всплыла луна, отбрасывая впереди себя таинственные тени; они поползли по земле, и равнина Баджи оделась в дымку тусклого, бесстрастного света.
Отец нарушил молчание.
— Чей скот пасется теперь на участке Лоусона?
— Да чей придется‚ — ответил Дейв. — Но больше всего скот Кери.
— Завтра же гони оттуда всех коров, кроме наших!
Дейв присел и улыбнулся. Джо ввернул свое словцо:
— Кери своих все равно обратно пригонят, а наших загонят так, что и не найдешь.
— Пусть только попробуют, я им такого пропишу, своих не узнают! — сказал отец.
Билл рассмеялся.
— А тебя это не касается. Иди домой и не дери рот как обезьяна, когда старшие разговаривают.
— Я не деру, — захныкал Билл.
— Ну и помалкивай! — прикрикнул отец и, пододвинув стул к ступенькам веранды, тихо сказал: — Завтра участок будет мой. Лоусон от него отказался.
— Да ведь он его изгородью обнес! — воскликнул Дейв, поднимаясь на веранду.
— Что же, обнес да и бросил! — Отец усмехнулся, откинулся в кресле и больше не произнес ни слова.
На следующее утро он вновь повторил Дейву свое распоряжение — выгнать с участка Лоусона всю чужую скотину, — а сам отправился на своей двуколке в город.