У меня в голове шумело от криков, залпов и запаха крови, перемешанного с запахом пороха. Я не особо был в курсе, что это за тюльпаны такие. Роман мне объяснил, что это такие голландские цветы.
Немцы загрузили в кузова одежду расстрелянных, приказали нам садиться и завезли обратно в тюрьму. От украинского полицейского мы узнали, что группка поляков, подвергнутых сегодняшней экзекуции, была казнена за укрывание евреев.
Сегодня из нас выбрали более десяти человек и под сильным конвоем украинской полиции провели семь километров по шоссе в сельскохозяйственное имение СС в селе Угерско.[83] Когда мы пришли, нам сказали, что мы будем работать в поле и что будем получать лучшее питание по сравнению со стрыйской тюрьмой. Гауптштурмфюрер СС, который является директором имения, предостерёг нас от попытки бегства. Сказал, что не верил, чтобы кому-то нечто подобное вообще могло удаться, но в случае поимки беглецу грозит смерть.
Угерско раньше принадлежало князьям Любомирским. В имении, кроме застроек, складов, конюшни и коровника, находится большая винокурня, в которой гонят спирт для немецкой армии. Шефом имения является гауптштурмфюрер СС, хромающий на одну ногу, нервный толстяк, бьющий всех по любому поводу. Если выходит из себя, то лупит в одинаковой степени как заключённых, так и украинцев, живущих в селе. Кроме него в имении есть несколько голландских эсэсовцев и один унтер-офицер СС — немец. Все они творят в округе, что хотят. Свободно могут убить любого человека, независимо от его национальности и положения.
Немцы-эсэсовцы такие злые, что не могу этого описать, но голландцы ещё хуже.
Местный учитель, украинец, сказал, что это отбросы голландского народа и что, в случае чего, их перевешают сами голландцы.
Голландские эсэсовцы носят немецкую форму с черепами на фуражках и лацканах, а на шеях — цветные шёлковые шарфы. Поляками брезгуют, и чаще пинают поляка, чем с ним разговаривают.
Украинец, который живёт при дворе, говорил нам, что перед войной ездил на работу в Германию и Голландию и знает голландцев. Утверждал, что таких, как наши эсэсовцы, не встречал в Голландии никогда. Эти, должно быть, какие-то преступники или извращенцы. В имении есть ещё и второй директор-украинец. Это уже старый человек, националист, который одинаково ненавидит и немцев, и поляков.
Крестьяне из деревни Угерско разные. Одни рады тому, что происходит, другие клянут немцев и украинских националистов. Случается, что украинец ударит поляка, но почти никогда этого не делают пожилые люди.
Даже охранник, который нас сторожит ночью, говорит, что немцы не справятся на всех фронтах одновременно и что «шляк их трафит».
Нашёл во дворе круглый значок, который всегда носил Хелё. На кружке размещён Hackenkreuz (свастика), а вокруг надпись по-голландски. Занёс его голландцу Хелё. Когда я ему заявил, что у меня к нему дело, он мне приказал встать в трёх метрах от него и говорить. Я ему отдал фашистский значок и сказал, где я этот значок нашёл. Хелё на это сперва ничего не ответил, а потом вынул сигарету («Юно» или «Салем») и дал мне. Сказал, что я получу ещё сигарет.
Сегодня нас отвели, как обычно, в поле на работу на зерновом оборудовании. Во время работы мы услышали со стороны двора несколько выстрелов. Надсмотрщик, который за нами следил во время работы, сказал, что, наверное, немцы стреляют по индюкам или по кротам. Во время обеденного перерыва мы узнали, что в то время произошло во дворе.
Итак, с утра, сразу после нашего выхода в поле, приехал из Стрыя гестаповец в униформе, который нанёс визит гауптштурмфюреру. Через полчаса после этого гестаповец покинул кабинет, а шеф ходил какой-то взволнованный. После этого он приказал, чтобы к нему пришли все евреи, задействованные как специалисты в дворовой винокурне. Химику велел сказать, что хочет снять пробы спирта с последнего производственного цикла. Лакировщику приказал принести счета за последний месяц. Помощнику мастера приказал прийти за заказом, поскольку он был кожевником. Все приглашённые явились, и тогда шеф поставил их в известность, что гестапо в Стрые прислало унтер-офицера, которому поручено ликвидировать евреев из Угерска. Объяснил также, что в этот раз не может их спасти от уничтожения.
Оказывается, гауптштурмфюрер, который по неустановленным причинам защищал от руководства своих евреев, имел на своей совести преступление против власти. Так вот, он знал о том, что еврей-химик оборудовал в одном из котлов укрытие, где находились его жена, отец и семилетний сынок. Эсэсовец никогда не заговаривал об этих делах со своим химиком, и так продолжалось какое-то время. Однако в этот раз не было смысла погибать самому, а семью приговаривать к голодной смерти в укрытии. Вернулись они вместе, а гестаповец отвёл их к углу большого двора. Тут возле дворовой кухни для погонщиков находилась глубокая яма, служащая когда-то местом для компоста. Первым сошёл вниз лакировщик. Гестаповец выстрелил сходящему в затылок из винтовки и так же поступил с помощником. Хуже было с семьёй химика. Старый отец дал себя застрелить без сопротивления, но маленький мальчик вцепился в отца и с плачем кричал: «Папочка, они нас застрелят?» Химик сильнее схватил мальчика рукой и стянул с собой в яму. Погонщики нам рассказывали, что он успокаивал ребёнка, говоря: «Не бойся, теперь уже будет покой».