Мои новые знакомые были измучены, видно, не предполагали, что из-за меня у них будет столько забот. Ночь наступила быстро, а вместе с ней — и комендантский час. Я видел, как оба не решались, что со мной дальше делать. Наконец, один из них спросил, не кажется ли мне, что лучше будет вернуться. Я с этим не согласился и сказал, что уж лучше пойду в сторону леса. Тогда младший из парней предложил мне ночлег. Поскольку в это время опасно было ходить вдвоём — ведь немцы подозревали всех в заговоре, — то мой знакомый пошёл вперёд, а я в 100 метрах за ним.
Мы прошли базар, и мой знакомый завёл меня в подъезд какого-то дома. Затем вошёл в освещённое помещение на первом этаже, пробыл там минуту и вышел за мной. В квартире были плотно занавешены окна, а мне приказали снять выдающую заключённого куртку. В квартире, кроме моего знакомого, были ещё две женщины — его мать и сестра. Обе были взволнованны и испуганны. Мне дали обед, и я должен был им рассказать, как я оказался в тех краях и почему сегодня сбежал из лагеря ОТ. Мы до поздней ночи разговаривали о Львове, Окраинах и о том, что там происходит.
Мы также составили план на ближайшее будущее. Я должен был переночевать в курятнике во дворе — ибо так было безопаснее для них и для меня. Под утро, часов в пять, мой знакомый должен был меня проводить за город и помочь переправиться на пароме через Пилицу. Мне также указали трассу, которой я должен был держаться, чтобы добраться до партизан.
Я улёгся в курятнике. Перед тем, как заснуть, услышал далёкие выстрелы, как будто откуда-то из-за города.
Перед пятью утра меня разбудила сестра моего опекуна и потихоньку провела в дом. Все уже были на ногах и ждали меня с завтраком. На дорогу мне дали хлеб, ветчину, кусочек масла, кухонный нож и карту. Обе женщины были взволнованны, когда со мной прощались, и дали мне образок с Божьей Матерью.
Мы прошли кусочек улицы, почти пустой в это время, а сразу после этого мой новый знакомый свернул за город. Вдоль высокого откоса мы шли к парому. Через пятнадцать минут мы были на месте. На другой стороне Пилицы стояли сельские женщины и молодой парень в форме гитлерюгенда. Когда мы переплыли на другую сторону, я снял с себя плащ и вернул моему проводнику. Тогда парень из ГЮ заинтересовался нами. Подошёл к перевозчику и, глядя в нашу сторону, о чём-то с ним разговаривал.
Через минуту быстро удалился в сторону города. Мой знакомый подошёл к перевозчику и спросил его, о чём тот разговаривал с немцем. Перевозчик взглянул на меня и посоветовал как можно шустрее идти в сторону леса, поскольку не исключено, что парень пошёл в жандармерию.
Попрощались с моим знакомым, и я ему пообещал, что если меня не убьют немцы, то после войны я приеду в Томашув. Когда паром пристал к другому берегу, я вынул банкноту, но перевозчик усмехнулся и сказал, что я заплачу ему как-нибудь в другой раз. Посоветовал мне ещё раз как можно быстрее отдалиться от парома.
Женщина, которая вместе со мной вышла с парома, спросила, в какую сторону я собираюсь идти. Когда поняла, что я чужой в этих краях, сказала мне идти за собой. Недалеко от парома начинался густой лес. Когда мы дошли до опушки леса, женщина попрощалась и посоветовала, чтобы я пошёл в сторону Голубых Источников. Сказала, что в тех краях, скорее всего, найду то, что ищу. Не знаю, откуда эта сельская женщина могла узнать, чего я ищу, ведь я на эту тему не заговаривал.
В рощице возле Голубых Источников мне посоветовали тут не задерживаться, а сразу идти дальше, потому что немцы сюда часто приезжают на охоту. Лесник показал мне направление и пошёл дальше. Лес был большой, и можно было безопасно идти, если не выходить к краю.
Первую ночь я проспал у крестьянина в селе Поплавы. Мне дали много горячего супа, картошку с салом и хлебного кваса домашнего приготовления. Утром я получил на дорогу хлеб и творог. Я сказал крестьянам, что ищу партизан, но не смог от них ничего узнать, кроме того, что партизаны — где-то здесь недалеко, но где — никто не знает.
Весь следующий день я шёл лесом или укрывался в зарослях. Тут есть некоторое количество немецких колонистов, и они все вооружены. Из леса выходил только тогда, когда мне хотелось пить, а ручья или реки не было. Вторую ночь переночевал в лесу.
Я наломал себе веток — часть положил под себя, а частью прикрылся. Я не привык к серьёзным марш-броскам, а кроме того, спешить некуда. Я не знал, где партизаны, и не знал, когда на них наткнусь. Одно точно: крестьяне знают обо всём больше, чем говорят. По ним это видно, хотя они и делают безразличный вид. В конце концов, все меня кормят и желают счастливой дороги.