Мы с Робби потом придумали, что это соседская собака пыталась пролезть в сетку. Наверняка папа с мамой знали, что мирный Лабрадор к порванной сетке не имеет ни малейшего отношения, но нам они ничего не сказали — очевидно, гордясь, что мы сами урегулировали свой конфликт и объединились, чтобы избежать наказания. Я потерла пальцем гладкую кожу, жалея, что этого шрама больше нет.
По руке скользнул ветерок от крыльев Дженкса:
—Отчего это ты улыбаешься?
Я посмотрела на телефон и подумала, перезвонит ли мне Робби, если я ему оставлю сообщение. Я же уже в ОВ не работаю.
— Брата своего вспомнила.
— До чего чудно, — сказал Дженкс — Единственный брат. У меня их двадцать четыре было, когда я ушел из дому
С размытым зрением я закрутила крышечку на лаке, думая, что, когда Дженкс покинул дом, это было, как если бы его родные умерли. Он знал, что билет до Цинциннати у него в один конец. Дженкс — он сильнее, чем я.
— Ой! — не удержалась я, когда кто-то из пикси потянул слишком сильно.
Рука поднялась к голове, я повернулась, и они заклубились шелком и пыльцой. Лак еще не застыл, и я замерла.
— О'кей, уматывайте, — распорядился Дженкс. — Все. Вы
уже не работаете, а балуетесь. Проваливайте. Джереми, посмотри, как там мама. А волосы миз Морган я уложу сам. Быстро!
Все трое взлетели, возмущенно жалуясь, и Дженкс показал рукой. Все еще бурча, они подлетели, к сенсе, извиняясь и жалуясь, размахивая ручками и кривя смешные мордочки в грустной мине, от которой у меня сердце растаяло.
— Вон! — приказал Дженкс, и они по одному вылетели в сад. Кто-то из них засмеялся — и все стихло. — Рэйч, ты извини, — сказал он, подлетая сзади. — Сиди тихо.
— Дженкс, да все нормально. Я сейчас доделаю.
— Убери руки от волос, — распорядился он. — У тебя еще лак не высох, а с полузаплетенной косой ты не пойдешь. Ты ж не думаешь, что я этого не умею? Тинкины красные башмачки, я тебе в отцы гожусь!
По возрасту — нет, но я положила руку на стол и откинула голову назад, чувствуя легкое потягивание, когда он стал заканчивать работу, начатую его детьми. Я тяжело вздохнула, и Дженкс спросил:
— А теперь что? — необычно грубоватым тоном, чтобы скрыть смущение, что он возится с моими волосами. Звук его крыльев был мне приятен, и слышался запах дубовых листьев и дикой моркови.
Мой взгляд сам робой упал на опустевшее место Айви, и звук крыльев Дженкса стал ниже.
— Ты хочешь ее оттуда вытащить? — спросил он тихо.
Он уже дошел до кончиков волос, и я медленно подалась вперед, положив голову на скрещенные руки.
— Я за нее беспокоюсь, Дженкс.
Он неопределенно хмыкнул;
— Ну, хотя бы ты знаешь, что она не из-за тебя сбежала. Не из-за того, что ты Кистена укусила.
— Надеюсь, — ответила я, и теплота моего дыхания вернулась ко мне от старого дерева столешницы.
Он потянул последний раз, взлетел и сел на стол передо мной. Я выпрямилась, ощущая тяжелый вес косы. Миниатюрное лицо Дженкса скривилось:
— Она может не захотеть уходить от Пискари.
Я подняла руку и уронила ее досадливым жестом:
— И потому предлагаешь мне там ее оставить?
Дженкс с усталым видом сел по-турецки рядом с забытой чашкой кофе.
— Мне это тоже не нравится, но этот вампир — ее мастер, тот, кто ее защищает.
— И вывихивает ей мозги. — Я потерла ноготь, заглаживая царапинку, пока лак не застыл до конца.
— Ты думаешь, у тебя хватит сил ее защитить? Против неживого мастера-вампира?
Я вспомнила наш разговор с Кизли в саду.
—Нет, — прошептала я и посмотрел на часы.
Куда, к черту, запропастился Гленн?
Крылья Дженкса слились в прозрачный круг, он взлетел на четыре дюйма, все еще сидя по-турецки.
—Тогда предоставь ей выбираться самой. Она разберется.
—Да черт тебя подери, Дженкс! — Он засмеялся, и это меня уже взбеленило. — Ничего тут смешного!
Он опустился на стол с той же ухмыляющейся физиономией.
—Такой же разговор у меня был в Макино с Айви насчет
тебя. Все у нее будет в порядке.
Я снова глянула на часы.
— А если нет, то я его убью,
— Не убьешь, — ответил мне Дженкс, и я глянула на него.
Да, не убью. Пискари охраняет Айви от хищников. Когда она приедет домой, я ей сделаю какао, буду слушать, как она плачет, и на этот раз, черт меня побери, я ее буду обнимать и говорить, что все будет хорошо.
Сволочные вампирские обычаи.
У меня все плыло перед глазами, и от дверного звонка я вздрогнула.
—Вот он, — сказала я, и кресло скрипнуло по полу, когда я встала и подтянула пояс джинсов,
У Дженкса приглушенно загудели крылья. Я схватила телефон и бросила его в сумку, подумала о Пискари и бросила туда же пейнтбольный пистолет. Потом подумала о Тренте и добавила туда же фокус. Проверила, не смазала ли лак на ногтях, сунула банку под мышку и сгребла помидор.
— Дженкс, готов? — спросила я с деланной бодростью.
— Готов, — ответил он и крикнул: — Джан!
Серьезно настроенный юный пикси появился так быстро, что можно было ручаться: он ждал на водосточной трубе у окна.
— Присматривай за матерью, — наказал ему Дженкс. — Моим телефоном пользоваться — знаешь как?
— Да, отец, — ответил восьмилетний сын, и Дженкс положил ему руку на плечо.
— Если надо будет со мной связаться, звони миз Морган. Не ищи меня, звони по телефону. Это ясно?
— Да, отец.
На этот раз в ответе послышалось сильное недовольство, и я улыбнулась, хотя внутренне обмерла. В ближайшие годы на Джана ляжет куда более серьезная ответственность — занять место отца.
Сволочной срок жизни у пикси.
—Дженкс, — сказала я, перекладывая банку на бедро, — уже полдень. Если хочешь сачкануть эту работу, я пойму. Я знаю, что это у тебя время сна.
— Нормально, Рэйчел, — ответил он хмуро. — Поехали.
Настаивать — это значило бы без толку его разозлить, так что я пошла к выходу. Вампирской работы сапожки простучали по паркетному полу святилища, и я, поставив банку на стол у двери, полезла в сумочку за темными очками. Одной рукой вытащила их и открыла дверь.
— Вот соус, что ты хотел, Гленн, — сказала я и только тогда подняла взгляд. Н е, ну устала я от неожиданных явлений у меня на крыльце. Может, стоит денек потратить на дрелеверчение и глазок все-таки поставить. Ну сколько он может стоить?
— Привет, Дэвид, а что стряслось? — спросила я, пропуская его в дверь.
Он был не в своем обычном костюме, а в мягкой замшевой рубашке, заправленной в джинсы. Лицо у него было начисто выбрито, и на щеке и шее краснела длинная тусклая царапина. У тротуара рокотала мотором его серая спортивная машина.
— Привет, Рэйчел. — Он посмотрел на пикси. — И Дженкс.
Отступив на шаг, этот обычно владеющий собой вервольф с трудом сделал глубокий вдох, чтобы успокоиться, попытался одернуть несуществующий пиджак. Пальцы у него сжались, будто потянулись за привычной ручкой кейса. Моя тревога еще усилилась.
— Что случилось? — спросила я, ожидая худшего.
Дэвид оглянулся на свою машину.
— Нужна твоя помощь. Серене, моей подруге, нужно сильное болеутоляющее. — У него глаза дрогнули, встретив мой взгляд. — Я бы позвонил, но наверняка ФВБ меня прослушивает. Рэйчел, она перекинулась. Видит бог, по-настоящему перекинулась.
— Вот блин, — сказал Дженкс.
Подобравшись, я сняла очки и положила помидор рядом с банкой.
—Полнолуние еще только в понедельник. Именно тогда все в первый раз перекидываются.
Он закивал, зашевелил пальцами:
—Я ей рассказал о тех женщинах в морге. Сказал, что мне очень жаль, но вряд ли я смогу предотвратить ее превращение в понедельник, разве что она успеет как-то научиться этим управлять до тех пор. — Карие глаза молили о прощении. Он продолжал говорить: — И я ее через это провел, или попытался. Она для этого не создана, — сказал он, и голос его надломился. — Вервольфы произошли от людей, но мы очень долго развивались и ушли далеко. Это не должно быть так мучительно. Ей слишком больно. У тебя есть какие-нибудь чары, амулеты, зелья? Что угодно.