- Бугульма не отвечает, - пожал плечами телеграфист. Но в это время морзянка заработала: "Все, что сообщили нам, передайте Полупанову, - читал телеграфист ответ Бугульмы. - Найдете его на станции Дымка..."
С шумом распахнулась дверь, и в комнату вместе с начальником станции ввалилась группа военных.
- Фершалиц с клизмами вперед, а нас с винтовками позади? Пойми ты, куриная голова, там нужны не ночные горшки, а винтовки! - убеждал один начальника станции.
- Гидру контрреволюции - к стенке! - кричал другой, увешанный гранатами.
- Не могу-с... Вначале приказано отправить санитарный. .. Запросите сами Бугульму, - как-то отрешенно твердил начальник станции.
Я вышел на перрон. На первом пути стояла санитарная летучка, рядом небольшой состав с продовольствием для голодной Москвы, а за ними - воинский эшелон. Охрана не могла сдержать напор мешочников и спекулянтов - они заняли крыши, тормозные площадки, даже буфера вагонов.
Санитарный вскоре тронулся на Дымку. Я вскочил на подножку классного вагона и поднялся в тамбур.
Мимо проплывали исхоженные в детстве места.
За горой - речонка Уксада, там мельница с большим деревянным колесом. У водосброса я когда-то любил ловить гольцов. Вон в той дубовой роще собирал желуди, а в этом березнике - грузди...
Поезд мчался под уклон, оставляя позади перелески и необозримые поля ржи.
Мелькнул разъезд Маклауш, на горизонте показались гумна родного Семенкина... Паровоз, напрягая последние силы, преодолел глубокую выемку перед станцией Дымка, неожиданно резко затормозил и остановился.
Вдали послышались выстрелы.
- Что здесь происходит? - спросил я путевого обходчика, стоявшего с красным флажком.
- Кажись, погнали! - буркнул он в ответ.
Я побежал к станции и между семафором и массивным зданием мельницы, которая, словно средневековый замок, высилась вдали, увидел цепочку моряков. В полный рост, с винтовками наперевес, они шли к большому деревянному дому под железной крышей. Когда я приблизился к ним, высокий горбоносый матрос крикнул, указывая на меня:
- Гляди, братва, это ж, наверно, из их банды! Шлепнуть его, чтоб не путался!
- Провокатор! В расход его! - поддержал горбоносого другой матрос.
- Никакой я не провокатор, товарищи, я свой...
- А откуда я могу знать, что ты свой? - стоял на своем матрос-верзила. - А ну бегом к нашему верховному! Он разберется, чи свой, чи беляк, - скомандовал он.
Под конвоем меня отвели за угол какой-то постройки, и здесь я увидел бугульминского военкома Просвиркина: на его загорелом лице кровоточила царапина, воротник помятого бушлата был порван, бескозырка испачкана. Он что-то объяснял бойцам, показывая то на стоявшую невдалеке мельницу, то на группу моряков, которые только что собирались меня "шлепнуть".
- Тимофеев? Ты откуда? - узнал меня Просвиркин.
- Что здесь происходит, товарищ военком? - в свою очередь спросил я.
- Сегодня утром тут беляки нашу дружину расстреляли... Потом расскажу, а теперь давай за мной - я с полупановцами захожу с фланга, чтобы прихлопнуть сволоту, засевшую в доме мукомола.
- А чем давать-то? Вот все мое оружие, - и я потряс своим чемоданчиком.
- Тоже мне... - выругался Просвиркин. - Бери его винтовку! - показал он на раненого матроса.
Я схватил винтовку и побежал за Просвиркиным. Вместе с другими моряками ворвался в дом мукомола Печерского и угодил под дуло револьвера притаившегося в темном углу белогвардейца. Офицер несколько раз нажал на курок, но раздались лишь слабые щелчки - барабан был пуст. Выбив штыком из рук офицера оружие, я сгоряча чуть не заколол его и поднявшего руки мукомола.
- Боже правый! Я вину свою сознаю, прошу пощады, требуйте, я все расскажу. Умоляю! - и мукомол упал на колени.
Своим оружием он мог бы защитить и себя, и офицера, но струсил.
- Я есть иностранец, у вас нет прав убивать пленного офицера! Вы еще будете ответить за меня, - неожиданно обнаглел чехословацкий офицер.
- Именем революции! - выбрасывая руку с маузером, загремел Просвиркин.
- Не торопись, - остановил я его. - Покойники уносят с собой то, что бывает нужно живым. Давай сначала допросим их.
- Идет! Пусть рассказывает, гад, да только поскорей... Ну, говори все, как на духу! - прикрикнул он на мукомола.
- Выкладывайте все, что натворили здесь, а пощады просите у них, показал я на вошедших в это время матросов, вместе с которыми был молодой парень с окровавленным лицом.
- Назаренко!? - воскликнул Просвиркин.
- Господи Иисусе! - перекрестился мельник. - Так его ж того... При мне это было...
- Воскрес из мертвых! - подходя к мельнику, дрогнувшим голосом произнес Назаренко. - Воскрес, чтоб тебя судить...
- Умоляю, примите во внимание...
- Примем, примем, ты только не торгуйся и не тяни! - и Просвиркин потряс перед лицом Печерского маузером.
- Я есть офицер, у меня нет даже маленького желания объяснять мальчишкам то, что имеет знать любой военный, - высокомерно заявил офицер. Нашему отряду приказ: занять эту станцию, и мы это сделали.
- Это все? - закипая от гнева, проговорил Просвиркин и снова схватился за маузер.
- Нет, нет, - умоляюще произнес Печерский. - Мы расскажем все как было, без утайки.
Показания мельника дополнили рассказ случайно оставшегося в живых Назаренко. И тогда во всех подробностях мы узнали о страшной трагедии, разыгравшейся на этой маленькой станции.
Трагедия на станции Дымка
Вечером над станцией разразилась гроза. В полночь дождь прекратился, но вспышки молний то и дело вырывали из тьмы неясные очертания мельницы и опушку леса у семафора, где проходил большак на Бугуруслан.
Недалеко от мельницы остановились взмыленные кони в городской упряжке. Седоки прислушались - лишь храп лошадей да крики совы нарушали тишину ночи:
- Поспешим, господин Арнольд, - негромко произнес один из прибывших.
Трое сошли с пролетки, стороной обошли будку стрелочника и крадучись направились к мельнице.
- Кто там идет? - окликнул стрелочник Бонько. Но ему никто не ответил...
Ступая по грязи, пришельцы остановились перед открытым окном дома мукомола, и один из них по-кошачьи мяукнул. Хозяин задул стоявший на подоконнике ночник и, всматриваясь в темноту, шепнул:
- Сюда!
Так в ночь на четвертое июля 1918 года в тылу у красных, на станции Дымка, в доме мукомола Василия Печерского появились белые разведчики. Там их уже ждали.
Один из офицеров вынул карту и развернул ее на столе.
- Итак, господа, операция начнется завтра. Проверим, все ли у нас готово... Наш первый отряд захватит Дымку и внезапным ударом в тыл красным парализует бугульминский очаг. Второй, с приданной ему батареей, овладеет разъездом Шелашниково и начнет развивать успех в сторону Мелекесса. В этом районе нас обязательно поддержат крестьяне. Затем нацелимся на Симбирск и Казань...
- Не будем отвлекаться от главного, - остановил капитана господин Арнольд. - Основные наши силы ударят со стороны Уфы, что и решит участь всей Симбирской группировки красных. Давайте лучше поговорим о том, что еще надо сделать здесь для обеспечения нашего плана...
В комнату вошла хозяйка дома, подошла к Печерскому и что-то тихо сказала ему.
- Господа, - обратился он к гостям. - Нас ждет накрытый стол. Там и поговорим.
Поклонившись в пояс, хозяйка первой вышла из комнаты, широко распахнув двери в столовую.
После второй рюмки заговорил Печерский:
- Мы не против революции, даже, скажу вам, господа хорошие, мы за: ведь земские управы могли бы получить законные права. Но с тех пор, как большевики захватили власть, - сущий разбой. Посмотрите, какую подлость учинили супротив меня: отобрали мельницу, реквизировали зерно и муку, а на прошлой неделе увели со двора двух рысаков... Рассудите сами, добрые люди, нужна нам такая революция?