- Очень срочное дело, - пытался я уговорить его. Но председатель был неумолим.
- ...Седьмого марта этого года отделение Национального совета Чехословакии, - говорил в это время Куйбышев, - получило первый взнос от французского консула в сумме трех миллионов рублей, а всего по четвертое апреля - одиннадцать миллионов сто восемьдесят тысяч рублей. От английского консула - восемьдесят тысяч фунтов стерлингов. Вот за эти деньги и продан чехословацкий корпус французским и английским империалистам!..
Куйбышев говорил о том, что самолеты белых, на крыльях которых намалеван череп с перекрещенными костями, разбрасывают листовки с призывом убивать коммунистов, что распространяются провокационные слухи, будто убит не Муравьев, а его двойник, что контрразведка белых наглеет с каждым днем. Отравление питьевой воды и пищи красноармейцев, организация террористических групп в нашем тылу, пуск паровозов навстречу нашим бронепоездам, убийства из-за угла - все это стало каждодневным явлением. Но упоенная временным успехом белогвардейщина не замечает, подчеркнул Валериан Владимирович, что в ее организме уже развивается микроб: из районов, захваченных белочехами, доносится ропот народа, испытавшего произвол карателей. Революция расщепила мир, чтобы соединить народы земли!
Куйбышев закончил призывом встать на защиту революции. И я тут же коснулся его плеча:
- Неотложное дело, Валериан Владимирович!
- Что случилось?
Куйбышев недовольно посмотрел на меня: дескать нашел время...
- В любую минуту чехословацкие войска могут ворваться в город!
- Каким это образом? От Мелекесса до линии фронта...
- Они обошли наш левый фланг и идут на Мелекесс, - тороплюсь я.
- Откуда такие сведения?
Куйбышев явно озадачен.
- Я только что приехал с передовой, разговаривал там с перебежчиками.
Куйбышев оглядел зал, подумал, поправил шевелюру и повернулся к президиуму:
- Предлагаю перерыв минут на пяток.
Председатель поднялся, стукнул карандашом по графину, спросил:
- Возражениев не будет? - И, получив согласие зала, предупредил: - В таком разе с местов не сходить!
- Как это случилось? - отойдя в глубину сцены, спросил Куйбышев.
Выслушав меня, подошел к председателю собрания:
- Чтобы не оказаться в ловушке, придется собрание закрыть и всем разойтись.
Когда я вышел из кинотеатра, меня догнал связной Якова Кожевникова бородач Дубинин и повел в домик с вывеской "Бакалейные товары". Это была одна из наших конспиративных квартир.
- Тебе предстоит новое задание, - огорошил меня Дубинин.
- Что это за задание?
- Срочно нужны новые данные о численности войск противника на Волго-Бугульминской железной дороге. - Дубинин критически оглядел меня с головы до ног. - Поэтому тебе прежде всего надо сменить одежонку. В этой куртке ты уже появлялся у белых. Чтобы не искушать их контрразведку, облачайся в солдатскую рвань...
С этими словами он вытащил из-под стола вещевой мешок и бросил его к моим ногам.
Пока я пришивал недостающие пуговицы, без которых невозможно было обойтись, Дубинин приготовил удостоверение на имя выписавшегося из госпиталя ефрейтора.
- С этой липой не пропадешь! - сказал он. - На всякий случай мы тебе подыщем еще и подходящего напарника, и ты сейчас же двинешься выполнять задание. Сведения нужны позарез. Вернешься - доложишь Куйбышеву.
Дубинин открыл дверь в соседнюю комнату и сказал:
- Маня! Сходи-ка на вокзал и присмотри демобилизованного солдатика, едущего на восток. Прикрытие товарищу. Понимаешь?..
Со станции Мелекесс я ушел незадолго до ее захвата белыми. Суетились люди, пыхтели готовые к отправлению паровозы с прицепленными вагонами, где-то вдалеке бухала пушка. Рядом со мной шагал заросший до самых глаз щетиной солдат Василий, которому посчастливилось бежать из немецкого плена. С начала пятнадцатого года Василий батрачил у немецкого помещика под городом Котбус. Газет он не читал, империалистического фронта не разлагал, за революцию не дрался, в полковой комитет его не избирали. Таких, как Василий, петроградские рабочие называли обломками империи.
- Как ты, земляк, разумеешь? - спросил он меня, когда нам удалось забраться в товарный вагон, - великая Расея без царя справится? А?
Солдат громко прочистил свой припухший нос, поправил за плечами тощий мешок и, прищурившись, с тоской посмотрел на заросшее бурьяном поле.
- Народ без царя проживет, - успокоил я его. - Справится...
- Чудно! Право слово, чудно, - покачал головой Василий. - А вот в Германии от своего хозяина я другое слыхал. Он говорил: Расея в петлю попала...
Изголодавшийся, забитый в неволе солдат привязался ко мне, рассказывал о своей жизни в плену и без конца удивлялся переменам, происшедшим на родине.
- ...Раньше на огне меня жги, того бы не сделал, а теперича все одно, закону-то настоящего нету... Пропади пропадом, решил запродать свой револьверт, а на вырученные денежки мамане подарочек справить. Как ты советуешь?
- Смотри, как бы шомполов не всыпали...
- Шомполов? За что? У любого демобилизованного найдешь обрез али гранату.
- Так-то оно так, а все же будь осторожен. Нарвешься на офицера, вот и будет подарочек твоей мамане.
- Хошь на ботинки, хошь на кашемировый платок променял бы, - не унимался Василий.
Наконец револьвер Василия у меня, а у него мои керенки...
До станции Клявлино тащились целые сутки: навстречу попадались воинские эшелоны белых - спешили к Симбирску. Эти двадцать четыре часа я почти не сомкнул глаз - все считал платформы, теплушки, орудия...
Поезд остановился на втором пути станции Клявлино. Кругом следы недавнего боя: стены вокзального здания поклеваны пулями, стекла выбиты.
Василий вместе с кипятком принес новость: паровоз отцеплен. И тут же ушел разузнать о поездах, а я, чтобы избежать нежелательных встреч, остался в вагоне. Вернулся он быстро.
- С первого пути отходит товаро-пассажирский... Облюбовал там свободную тормозную площадку, пойдем!
Нахлобучив фуражку, я вышел на перрон. Обычная суета, какая бывает перед отходом поезда: бегут пассажиры с вещами, торговки спешат получить деньги, снуют вездесущие мальчишки.
Третий удар колокола. Я поднялся на тормозную площадку, и поезд тронулся. Но когда наш вагон медленно проплывал мимо станционного здания, я увидел на перроне прямо перед собой начальника станции, а рядом с ним офицера - судя по всему, из контрразведки. Они тоже заметили меня.
Начальник станции попытался остановить поезд, а офицер выстрелил из револьвера сначала в воздух, а затем в меня. Пуля попала мне чуть выше правого бедра...
Василии исподлобья посмотрел на меня и спустился на нижнюю ступеньку площадки, а когда поезд на тормозах проходил разъезд Маклауш, не прощаясь, спрыгнул. Кое-как мне удалось остановить кровотечение, но брюки так пропитались кровью, что я не мог показаться на людях. К тому же первой остановкой была не сулившая мне ничего хорошего станция Дымка. Когда поезд, преодолевая подъем, замедлил ход, я спрыгнул и побрел к ближайшему селу.
Утром был в Бугульме. Едва держась на ногах, поднялся на крылечко парадного входа дома Дедулиных, дернул деревянную ручку звонка и упал...
Очнулся точно после долгого сна и никак не мог понять, где я и почему в постели.
В комнате с занавешенным окном пахло лекарствами. В углу икона, над кроватью репродукция картины Васнецова "Иван-царевич на Сером волке". На стуле - женское платье, халат темной расцветки, на столике - будильник.
Тихо открылась дверь, и в комнату осторожно вошла Аня.
- Наконец-то! - бросилась она ко мне.
В глазах у нее блестели слезы, бледное, со впалыми щеками лицо порозовело.
- Боже мой, огнестрельная рана! Я думала, сойду с ума. Хотела вызвать доктора, но не рискнула. Решила врачевать сама. Вот когда пригодились знания, полученные в гимназии на курсах сестер милосердия! Слава богу! сквозь слезы проговорила она и провела рукой по моим волосам.