Кроме этого, никаких новостей не было. Парни ещё несколько раз, по вечерам, выбирались к мэрии, и Гриша ошивался несколько часов под окнами кабинета Профессора, но не услышал ничего нового.
После одной из таких вылазок, парни сидели на веранде у Павлика, и Гриша с задумчивым видом спросил:
— А там что?.. В Волгограде-то… Трамвай в каких-то тоннелях ездил?
— Ну, да, — откликнулся Павлик, — было такое. Про скоростной трамвай ты слышал? Нет? Ну… это такое дело, Гриш… В общем, там тоннели, как в настоящем метро, в Москве, но только в них обычные трамваи ездили. И станции там тоже, подземные… А ты чего про это вспомнил?
— Да сейчас, вот, услышал, — поморщился товарищ. — Сегодня он с Димочкой про это дело базарил. Много раз говорил ему, что они в эти тоннели трамвайные обязательно полезут. Такое ощущение, что у него какая-то нездоровая тяга к тоннелям.
При этих словах в голове у Павлика словно что-то щёлкнуло. Он вспомнил, удивился и даже вскочил с кровати, встав на ноги.
— Ой, блин, Гриша, — пробормотал парень, схватившись за голову.
— Ты чего? — товарищ быстро поднялся с кровати, тревожно глядя на Павлика.
— Бли-и-ин, — только и проговорил тот, садясь на кровать.
— Ты, чего, братишка! Не пугай!
— Гриша! Ты даже не представляешь, какая тут херня! Наверное…
— Не томи, браток!
— Короче, Гриш, я вот, только сейчас вспомнил! Давным-давно, ещё при старой жизни, Профессор любил читать разные книжки, фантастические. И особо нравилась ему книжка про то, как на Москву атомную бомбу сбросили, а люди, ну, кто в живых остался, спрятались на станциях метро, глубоко под землёй. И вот они потом там жили, почти как мы тут. У них там и животные, в тоннелях, и фермы и прочее.
— Интересно, — Гриша криво усмехнулся.
— Ну, да… И вот Профессору эта книжка очень понравилась. Он, конечно, понимал, что это всё чушь и на самом деле, в реальности, так быть не может, но идея ему нравилась. У них там, даже целая компания образовалась, куда входили люди, которые тоже эту фантастику любили. Они регулярно собирались и обсуждали вот такие книжки — про людей, которые после атомной войны в метро, на подземных станциях жили, и по тоннелям между ними взад-вперёд ходили.
И я, вот только сейчас, вспомнил, что Профессор, в нашей школе, не раз нам рассказывал, что они там, в этой компании, все просто мечтали хоть раз в тоннели попасть.
Был там у них случай, про него нам Профессор несколько раз рассказывал. Один из этих его знакомых, из этих любителей фантастики, ехал как-то на этом, скоростном трамвае по тоннелям и трамвай сломался. Пассажирам и этому мужику пришлось по тоннелю пешком идти до ближайшей станции. И когда он это рассказал, ну, в той компании, то все ему завидовали.
И вот, ещё вспомнил! Как-то они там нашли человека, который обещал им экскурсию по тоннелям провести, ночью, когда там уже трамваи не ездили. Взял у них за это деньги, но обманул и в тоннели они так и не попали.
— Ну, они затейники, — опять усмехнулся Гриша. — И что ты думаешь, Пашок?
— Я не думаю, Гриш! Я знаю! Профессор в эти тоннели не просто так лезет, а потому что давно уже мечтал побывать там. Он нам много раз говорил, что хорошо бы, мол, перед смертью, хоть раз, пройти по настоящему метротоннелю, как герои тех книг. И сейчас вот, наверное, решил мечту свою, дебильную, осуществить.
Гриша немного помолчал, обдумывая услышанное, а затем медленно сказал:
— Он такую херню вполне может отчебучить! Я даже не удивлюсь! Но только я вот, сегодня, слушал… А так там, Димочка-идиот всё время спрашивал, зачем под землю лезть, а этот хрыч ему какие-то отмазы левые лепил. Почему он сразу не сказал, что просто хочет по тоннелям прогуляться? Ведь Димочка за ним куда угодно полезет.
— А кто его знает? — пожал плечами Павлик. — Из ума, видно, выжил.
— Да уж, идиот он ещё тот, — согласился Гриша. — При таком раскладе, он вполне может и…
Товарищ замолчал, задумавшись, а Павлик не стал спрашивать, о чём тот думает…
Время шло и неделю спустя после обнаружения ночных огней в мёртвом городе, Павлик решил серьёзно поговорить с товарищем.
— Слушай, Гриш, — начал он, когда парни после ужина привычно разлеглись на своих кроватях. — Так что мы делать-то будем?