— Оно конечно, но есть и скверная новость. Замещать Баркеса пока будет Фернандес, а ты сам знаешь, что это за человек.
Фернандес — один из местных врачей, еще молодой, но совершенный лентяй, нисколько не интересующийся своим делом. Иной раз я задавался вопросом, за кого нас с ортопедом принимают. Похоже, за коммунистов, а может, за экстремистов, а может, просто за помешанных на медицине. Мне кажется, они нас не понимают, словно у них от рождения иные понятия о добре и зле или таковые вовсе отсутствуют. С Фернандесом будет не лучше, а то и хуже, чем с Баркесом.
Педро ушел, я продолжал осматривать мальчика и вдруг почувствовал на себе чей-то взгляд. Я резко обернулся: на меня пристально смотрела Мария дель Кармен, палатная сестра. Светлые волосы коротко подстрижены, глаза светло-карие, она невысокая, пухленькая, лицо у нее доброе, характер мягкий, но подготовка никуда не годится, как почти у всего среднего персонала больницы.
И все же чувствуется, что она человек хороший. Я заметил, что, хотя Мария и молчит, обычно в душе она сочувствует нашим начинаниям. Она запомнила мои слова насчет двадцатипятисвечовых лампочек и часто спрашивала:
— А когда же сменят лампочки, доктор Алипио?
Но у нас всегда находились дела поважнее, и я отвечал «завтра» или «при первой возможности».
Потом Баркес снова стал директором, лампочки так и не сменили, и она иногда шутила:
— Вот видите! Не послушали меня, не сменили вовремя, и вот что получилось!
Она умна, любит свое дело и поддерживает меры, принятые нами для улучшения ухода за больными. Профессию она освоила здесь, в больнице, а потом уезжала получиться не то в Гуантанамо, не то в Сантьяго.
И теперь, обернувшись, я увидел на ее лице выражение, которое замечал и вчера, и третьего дня, когда занимался своим маленьким пациентом. Я не мог понять, что оно означает, поначалу мне показалось, что это удивление. Но сегодня я прочел на ее лице уважение и даже восхищение.
Я не сдержался и выпалил:
— Почему ты так смотришь на меня, Мария?
Она не ожидала такого вопроса, а потому смешалась и слегка покраснела.
— Я, доктор? Что вы имеете в виду?
— Я заметил, что ты смотришь на меня как-то странно, затрудняюсь определить, но…
— Да вот… — начала она в смущении, запинаясь и покраснев еще сильнее. — Сама не понимаю… Помолчав немного, она вдруг решилась — Знаете, что меня удивляет? Вот вы сейчас меня спросили, и я поняла… А раньше просто отчета себе не отдавала…
Она замолчала, словно взвешивая свои слова. Я пальпировал живот мальчика. Она подошла поближе.
— Вы не рассердитесь, доктор, если я задам вам один вопрос?
— Конечно, нет, Мария, — ободрил я ее. — Спрашивай.
Она опять помолчала, точно борясь с сомнениями, и наконец решилась:
— Почему вы так заботитесь об этом мальчике?
Я остолбенел. Никогда не знаешь, чего ждать от этих людей.
— Что ты хочешь сказать, Мария? Я не понимаю.
— Ну, почему вы почти не спите ночами, достаете сыворотки, кислородные маски, меряете температуру, почему входите во все мелочи… Почему?
— Потому, Мария, что это мой долг. Больной очень тяжелый, при нем постоянно должна быть сиделка, но сиделки у нас нет. А за ним надо постоянно наблюдать, вот мы и обеспечиваем ему уход. Поняла?
— Но я никогда не видела раньше, чтобы вы о каком-нибудь больном так заботились.
— Да у нас и не было такого больного. Были у нас трудные случаи, но все-таки попроще. Этот же совсем особый. Нам предстоит долгая борьба, потому что болезнь очень запущена…
— Значит, вы всегда так заботитесь о тяжелых больных?
— Конечно, Мария. Иначе и быть не может.
Она смотрела на капельницу, но было видно, что не капли она считает, что мысли ее заняты другим…
— Знаете… — начала она и запнулась.
— Давай, говори, что там еще у тебя.
— Только с тех пор, как вы стали у нас работать, я поняла, что значит быть врачом или медсестрой. Мне бы хотелось, чтобы вы знали, как ценят родители этого мальчика все, что вы для него делаете. Они просто боготворят вас. Говорят, что, если он умрет, так уж, видать, ему на роду было написано, но совесть у них будет чиста, потому что они не оставили его без помощи, в глуши. А еще они говорят, что ни в какой больнице, пусть самой лучшей в мире, никто бы так не заботился о нем, как вы, и я с ними вполне согласна, думаю, что если он до сих пор жив, то только благодаря вам…
Мне было неловко выслушивать эти похвалы.
— Да ведь не один я. И от вас, сестер, многое зависит… Так что не преувеличивай…
— Нет, доктор, я вовсе не преувеличиваю. Я вам так благодарна… Вы показали мне, что значит наша профессия… и как надо делать свое дело.