— Привет! Где ты их спрятала? — спросил он.
— Спрятала что?
— Не говори, что ты ничего не купила на этот раз.
— Ты имеешь в виду пиво? — Судха наконец-то поняла, о чем он говорит. — Если честно, мне и в голову не пришло покупать его. Я думала, что теперь, когда ты и сам учишься в колледже, тебе неинтересно выпивать вот так, потихоньку… — Сама Сидха уже давно не пила пиво, предпочитая вино, и охотно пропускала бокальчик с друзьями за ужином, но привозить бутылки домой и прятать у себя в комнате показалось ей нелепым.
— Мне еще не продают алкоголь. Ты что, не понимаешь? — Он растерянно осмотрел ее комнату, как будто надеялся увидеть торчащее из шкафа горлышко бутылки, и остановил взгляд на кровати, заваленной цветной бумагой и блестящими лентами. — Давай съездим в магазин, а? — спросил Рахул и плюхнулся на кровать, прямо на рулон бумаги, в которую она собиралась завернуть купленную матери на Рождество ночную рубашку. Он откинулся назад, прислонив голову к стене, рассеянно приподнял маленькую открытку, на которой было написано его имя, уронил ее обратно, поднял следующую.
— Что, прямо сейчас? — спросила Судха с некоторым раздражением.
— А что, у тебя есть другие планы на вечер?
— Да нет, но что подумают ма и баба, если мы вдруг оба сорвемся вот так, ни с того ни с сего? Ведь поздно уже.
Он закатил глаза:
— Ну ты даешь, диди. Тебе уже почти двадцать четыре года. Ау! До каких лет ты будешь цепляться за мамину юбку?
— Я устала и хочу спать.
Рахул поднял портновские ножницы на уровень глаз и несколько раз медленно щелкнул ими, как будто впервые обнаружив их функции.
— И когда ты успела стать такой занудой?
Она понимала, что брат шутит, но его слова все равно задели ее.
— Давай завтра, хорошо? Я обещаю.
Лицо Рахула застыло, он резко поднялся с кровати, сразу же отдалившись от нее, как во время ужина, и Судха поняла, что готова сдаться.
— Ладно, постой, наверное, винный еще работает, — пробормотала она, бросая взгляд на стенные часы.
И вот, соврав родителям, что ей срочно надо докупить подарков, она отправилась в магазин в сопровождении Рахула, который вызвался подвезти ее.
— Ты лучшая в мире сестренка! — заявил Рахул, когда они въехали в город. Он полностью открыл окно, заполнив машину ледяным воздухом, и вытащил из кармана пачку сигарет. Щелчком вытолкнув сигарету из пачки, он предложил ее Судхе, но она помотала головой, сильнее кутаясь в куртку, и включила обогреватель на полную мощность.
По дороге в магазин она рассказала брату, что собирается поехать в Лондон, чтобы получить вторую степень магистра в Лондонской школе экономики.
— Боже, диди, ты собираешь жить в Лондоне целый год?
— Ну да, а что тут такого? Можешь приехать ко мне в гости.
— А зачем тебе еще одна степень, ты можешь мне объяснить? — Казалось, он был ужасно расстроен этой новостью, даже осуждал ее, и Судха искренне удивилась: она могла ожидать такой реакции от родителей, но никак не от брата. Когда она училась на третьем курсе, родители не позволили ей уехать в Лондон, заявив, что она слишком молода, чтобы жить одна в незнакомой стране. Однако теперь они восприняли эту новость с энтузиазмом, поскольку сами жили в Лондоне в первые годы женитьбы и там же родили Судху, и с удовольствием обсуждали возможность вновь посетить ставшие родными места и навестить старых знакомых.
Судха объяснила брату, что Лондонская школа экономики — одна из лучших в мире и в следующем году предлагает интереснейший курс, посвященный возможным путям развития экономик в странах третьего мира, и что после окончания ей хотелось бы работать в благотворительной организации. Но Рахул рассеянно смотрел в окно и, казалось, уже не слушал ее, и Судха рассердилась на него, а заодно и на себя тоже, что позволила втянуть себя в этот поздний выезд в магазин.
— Тебе что, купить упаковку в шесть банок?
— Нет, я предпочел бы целый ящик.
В прошлом она платила за все не раздумывая, но теперь ее покоробило, что он даже не полез за бумажником.
— Да, и еще бутылку водки.
— Водки?
Он вытащил из пачки еще одну сигарету.
— До черта длинные каникулы нам предстоят, скажу я тебе.
Когда они вернулись домой, родители были уже в постели, но Судха настояла, чтобы они спрятали спиртное. Поскольку мать могла в любой момент устроить в комнате Рахула уборку или осмотреть его шкаф в поисках грязного белья, они засунули большую часть пива в ящики комода в комнате Судхи. Бутылку водки «Смирнофф» Судха завернула в свой старый свитер и убрала за книжный шкаф. Она сказала Рахулу, что так будет надежнее, но он лишь равнодушно пожал плечами. Он вытащил пару банок пива, клюнул ее в щеку и отправился к себе, снисходительно махнув рукой, когда она сказала, что устала и не будет пить с ним вместе.
Рахул родился, когда Судхе было шесть лет, и ее первым осознанным детским воспоминанием стала ночь, когда у матери начались схватки. Она помнила, что они с родителями были на вечеринке в доме бенгальских друзей в Пибоди и что ее оставили там ночевать, поскольку отец сразу же повез мать в Бостонскую больницу. У них даже не хватило времени заехать за чемоданом, который Судха помогала собирать: ночная рубашка, зубная щетка, увлажняющий крем для лица. Хотя умом маленькая Судха уже понимала, что вскоре нее должен родиться братик или сестричка, и даже чувствовала пинки и тычки, которыми будущий ребенок реагировал на любое прикосновение к материнскому животу, в ту ночь она была в полном отчаянии, поскольку не сомневалась, что ма умирает. Мать стояла, дрожа, около стены, прижавшись лбом к обоям, и стонала. «Уходи!»- резко сказала она Судхе, когда девочка робко погладила ее руку. «Уведи ее! — истерически крикнула она отцу. — Незачем ей видеть меня в таком состоянии». После того как родители уехали, вечеринка продолжалась как ни в чем не бывало. Судху отправили играть с другими детьми в цокольный этаж, а взрослые сели ужинать. Потом она спала на маленьком диванчике в комнате, где не было мебели, только стояла гладильная доска, прислоненная к стене. Наутро, после ужасного завтрака из хлеба с маргарином, который она проглотила, давясь слезами, последовал звонок: у Судхи родился брат.
Она, конечно, предпочла бы сестренку, но была рада и братику, уверенная, что вдвоем им станет веселее, а то одной в родительском доме ей было скучно и довольно неуютно. Мебель у них в комнатах всегда стояла на своих местах, а два свежих номера «Тайм» непременно лежали на журнальном столике в столовой. Ни соринки, ни пылинки, не то что в домах ее смешливых американских подружек: там вещи заполняли все свободное пространство, раковины были измазаны зубной пастой, мягкие кровати не застелены. К ее радости, с появлением Рахула беспорядок на какое-то время воцарился и у них в доме. Теперь спальня родителей была завалена пеленками, лосьонами и присыпками, на кухне громоздилась батарея бутылочек с сосками на концах, да и весь дом пах как младенец: молоком и мочой. Судха с энтузиазмом приняла братика к себе в комнату: задвинула свои игрушки в угол, освобождая место для его колыбели, пеленального столика и манежа. Игрушек на рождение Рахула надарили целое море; мать сложила их в манеже, ожидая, пока малыш подрастет. Судхе больше всего нравился белый кролик с красными глазами-бусинками: когда она нажимала ему на живот, он начинал играть песенку. И ей совсем не мешал плач малыша, даже если он будил ее ночью: в комнату сразу же входила мама, начинала баюкать и качать братика, напевая бенгальские песенки о рыбных косточках и непослушных мальчиках, под которые Судха счастливо засыпала. В аптеке Судха сама выбрала красивую открытку, оповещающую мир о рождении нового члена их семьи, и мама купила целую сотню таких открыток, а вечером Судха помогала ей наклеивать на конверты цветные марки. Родители фотографировали маленького Рахула в разных позах: когда он спал, ел, принимал ванну, даже когда орал во все горло, некрасиво перекосив крошечное лицо. Судха сама вкладывала распечатанные фотографии в специальный альбом, который родители купили в честь рождения младенца, — поскольку тот оказался мальчиком, обложка альбома была шершавая, как ткань ее джинсов.