Александра оделась и стояла в его офисе. Что дальше?
Гордо удалиться восвояси? Ждать, когда Гросс вернётся?
Выбор был небольшой. И она решила, что унижений ей на сегодня и так достаточно.
Пройдя приёмную, открыла дверь, выходящую в галерею.
Давид Гросс, стоя к ней спиной, отдавал какие-то распоряжения секретарям, которых с её места было не видно. Она слышала его сильный голос. Оценила несокрушимую фигуру. И, замешкавшись, упустила свой шанс сбежать незаметно. Словно почувствовав её взгляд, Давид повернулся.
Алекс замерла — он шёл к ней.
И вид у него был такой, что сомневаться не приходилось: их встреча прошла именно так, как он планировал.
Он остановился в двух шагах от Алекс между натюрмортом с цветами на одной картине и вазой с фруктами на другом.
Терять Саше уже было нечего, и она бесстрашно шагнула навстречу.
Глава 13
— Разве на стенах офиса компании, производящей ядохимикаты, не должны висеть фото дохлых мышей, истреблённой тли, застигнутых врасплох тараканов? — спросила она и, выдержав паузу, добавила: — Или, может, хобби её владельца — снимки униженных девушек?
— У тебя всё? — усмехнулся Гросс.
— Нет, я ещё и не начинала, — откинула волосы за спину Алекс. — А вот ты начал с делового предложения, а закончил дешёвыми оскорблениями. Если так ведёт дела великий и ужасный Давид Гросс, то я не впечатлена.
— А ты чего ждала, Александра Квятковская? Аплодисментов? — хмыкнул он. Он казался Саше куда выше, чем до этого, атлантом, колоссом, титаном, что возвышался над ней олицетворением силы, мощи и превосходства. — Или хочешь получить справку, что годна в любовницы, что-то вроде оценочной ведомости, по которой, например, определяют пригодность лошадей? Пожалуйста. Есть, такая таблица оценки упитанности Хеннеке. По ней я бы поставил тебе пять: умеренная. Позвоночник и ребра не видны, однако рёбра ощущаются на ощупь. Думаю, твои ощущаются, хотя и не проверял. И это лучшая оценка для спортивной лошади: тренированная, в хорошей форме.
— Так и знала, что женщины для тебя что-то вроде скаковых лошадей, — хмыкнула Алекс.
— Честно говоря, я больше увлекаюсь произведениями искусства, — скривился Гросс. — И, кстати, на твою претензию, что картины здесь неуместны, могу возразить, что они подобраны неслучайно. Вот это, например, — показал он на натюрморт с виноградом в тёмных тонах, — Абрахам Миньон, немецкий художник середины семнадцатого века. И, если присмотреться, можно увидеть поеденные виноградные листья, виноградную улитку и колорадского жука. А здесь, — он перевёл и руку, и взгляд, — у голландца Бальтазара ван дер Аста из-под вазы разбегаются тараканы. Ян Брейгель старший, Ян Брейгель младший, Амброссий Боссарт, — махал он рукой, — в натюрмортах отличались удивительной натуралистичностью, не брезгуя живностью. А это моя любимая, — показал Давид на ближайшую к Алекс картину. — Ян Давидс де Хем, тоже семнадцатый век.
Алекс и сама уже увидела среди сваленных в кучу тыкв, жухлого репейника, лопухов и спеющего винограда целый зоопарк: мышь, саранчу, улиток, огромного комара и бабочку-капустницу.
— Впрочем, — подвёл итог Давид, — и женщины, и картины продаются и покупаются. Так что нет большой разницы.
— А я думаю, есть, — возразила Алекс. — Разве клиент хорошей шлюхи не чувствуют себя так, будто с ним она готова бесплатно?
Гросс засмеялся.
— Тогда у тебя тем более ничего не вышло.
Алекс замерла.
Сейчас, когда ей больше не о чем было беспокоиться: она одета и ей не надо ни о чём просить Давида Гросса, она наконец могла его спокойно рассмотреть.
Зря ей казалось, что он некрасивый. Тёмный подвал и фотографии в сети не передавали и сотой доли его природного магнетизма. На самом деле он был чертовски хорош. И когда сверлил её глазами, большими тёмно-вишнёвыми и немного грустными, из-за слегка опущенных уголков. И когда смеялся, сверкая белозубой улыбкой на смуглом от загара, а может, от природы лице.
Начиная с чёрных как смоль волос, уходящих с высокого лба ровным треугольником и лежащих волосок к волоску, заканчивая твёрдым подбородком, на котором к вечеру уже проступила щетина, он был дьявольски привлекательным. Изящный нос с горбинкой, придающий узкому лицу хищное и упрямое выражение, словно припухшие чувственные губы. Спортивная фигура, накачанный пресс, длинные ноги. Идеально сидящий костюм.
Саше нравилось всё. Объективно и субъективно он выглядел лучше всех, кого она когда-либо знала. Излучал мужество и непоколебимость. Но особенно ей нравился его рост. Рядом с ним даже она со своими метр семьдесят три выглядела невысокой. Рядом с ним она могла бы даже надеть каблуки.