— Я спрашиваю — сколько хлеба привезли из пекарни?!! — повторил Шмяк.
— Не знаю — испуганно ответил Курти, я разгружал, пока возница не сказал — «хватит».
— Он знает, что мы берем у них сто восемьдесят булок и никогда не врет, ему это не выгодно. Здесь же всего сто пятьдесят!!! Где еще тридцать?!! Слышишь, ты ворюга! Ты думал я не замечу?! Раз меня нет, то можешь спокойно воровать?! Правда, думал я такой тупой?! — Шмяк притянул Курти к себе и прошипел:
— Хотя ты, наверное, правильно подумал — я действительно тупой, раз взял бывшего воришку, к себе на работу! Хотя, какой бывший?! Вы ведь бывшими не бываете!!! Вор они есть — вор! Был, есть и всегда будет! Это уже в натуре твоей паскудной! Да! Я действительно тупой! Думал, доброе дело сделаю — мальчишку к себе на работу возьму — спасу от улицы! И где твоя благодарность?!!
Шмяк с размаху ударил Курти по лицу, голову кинуло в сторону, в ушах зазвенело, по лицу потекло, во рту стало солено. Когда Шмяк жалел себя, рука у него становилась тяжелее чем обычно.
— Я спрашиваю, где хлеб?!!
— Я ничего не брал. Я разгрузил и отнес в кладовку — попытался оправдаться Курти. Он действительно ничего не понимал. О чем говорит Шмяк? Какая пропажа? Курти скосил взгляд в сторону кладовой и обмер — сколько он разгрузил буханок, он действительно не помнил, но их было меньше, чем тогда, когда он закрывал дверь. Крайние полки пустовали.
— Тогда, где хлеб? По волшебству испарился? Крысы сожрали? Домовой унес? Где? Отвечай щенок!
Каждый крик сопровождался ударом. Одной рукой Шмяк держал его, другой размашисто лупил. Голова Курти нещадно моталась из стороны в сторону.
— Я не брал! — в очередной раз, с отчаянием в голосе, почти закричал Курти — Клянусь!
— Клянешься?!! — еще больше взъярился Шмяк. — Да чего стоит твоя клятва?!! Воришка в честности поклялся! Ты не клянись, ты скажи — если ты не брал, то куда делся хлеб?!! Разгружал то ты!
— Дядя, что случилось?! — В дверях стоял взъерошенный, заспанный Бьорн.
— А Бьорн! Посмотри, чего мне моя доброта стоит. Щенок хлеб украл. Тридцать буханок!
— Сколько?! — изумленно переспросил Бьорн. — Тридцать! Ничего себе! — он подошел к распахнутой хлебнице, заглянул и сокрушенно покачал головой — Надо же! И я, конечно, хорош! Нет, чтобы присмотреть за ним. Знал же, что парень нечист на руку… — он опять закачал головой.
— Да тут причем! Ты своей работой занят был. Как и я, на честность этого мелкого подонка понадеялся. Забыли с кем дело имеем.
Курти больше не пытался оправдываться. Ситуация развивалась без его участия и что бы он не сказал сейчас, было бы только хуже.
Бьорн не отводил задумчивого взгляда от распахнутой хлебницы и слегка раскачивался на пятках:
— Подожди дядя, что-то не то! Куда бы он их дел? Съел, что ли? Так в него не влезет. Тридцать буханок. Он проглот, конечно, но не настолько же.
— А вот сейчас и спросим — Шмяк встряхнул Курти — я уже устал тебя спрашивать, но сам пойми гаденыш — ты попался! Все! Тебя застукали! Понадеялся, что мы не заметим?! Говори, а то хуже будет!!! — Он широко размахнулся.
Курти понял, что сейчас будет такой удар, что, возможно, убьет его. Сказать больше было нечего, он зажмурился.
— Дядя, а что, если он их продал?
Курти открыл глаза. Удара не было. Пока.
Шмяк нахмурил лоб, обернулся и переспросил:
— Продал? Кому?
Бьорн, так же раскачиваясь, продолжил:
— Что сложного? Желающих купит хлеб по дешевке много. Он и продал за меньшую цену. Подельники с черного хода, наверняка, уже ждали.
Бьорн говорил спокойно и уверено. Но, что за чушь? Даже если предположить такой бред, то откуда Курти было знать, что именно сегодня никто не будет наблюдать за разгрузкой? Когда бы он успел кого-то позвать?
Как будто услышав его мысли, Бьорн добавил:
— Да, и кстати. Он сегодня утром хвастался, что умеет считать. Я еще удивился — с чего бы вдруг он об этом заговорил?
Вот сука!!!
Шмяк нахмурил лоб. Затем зашагал в сторону зала, таща Курти за собой.
— Он что-то прячет в углу за мусорным баком. Несколько раз видел. Я думал, может жратву нычет, но сейчас посмотрим.
Тащить Курти за собой ему надоело, и он толкнул его в зал. Курти упал, еще толком не осознавая, куда именно они направляются. В голове самым натуральным образом звенело, мир вокруг кружился в безрадостном танце, а в глазах разбегались радужные круги.
Шмяк опять его поднял и толкнул к стойке. Курти пробежал три шага, опять ударился, уже о стойку. Шмяк откинул прилавок, шагнул к бочке и легко, рывком отодвинул ее.
— Тряпка какая-то… — он развернул полотенце и ахнул. Пару секунд он потрясенно молчал, замерев с открытым ртом, затем выдал такую тираду, что будь здесь хоть один из обычных клиентов — китобой ли, грузчик ли, срочно бы кинулись обратно в порт, топиться от зависти.