— С моста иди, прыгни — поприветствовал кто — то из забулдыг — еще веселей будет.
— Ага, вслед за тобой — живо откликнулся Курти.
— Слышишь малыш — позвали его из угла — мне плесни.
Дагур — старый моряк, завсегдатай и полумифическая кабацкая личность. Был одновременно старым занудой и лучшим рассказчиком на всем побережье. Почти всю жизнь провел в море, а теперь пропивал ее остаток по кабакам. На что он пил непонятно, он уже давно не выходил в море, никогда не дрался в порту за работу грузчика. Но деньги у него были всегда. И он всегда пил, хотя и пьяным его никто никогда не видел. Курти подошел к столику, и алая бурда забулькала в кружке старика.
— Кулаки покажи.
— Что? — удивленно спросил Курти.
— Кулаки говорю, покажи.
— Тебе погрозить что ли? Так у меня не того размера руки. К морякам обратись.
— У тебя мозги не того размера, если здесь работаешь. Морда изукрашена, а кулаки чистые. Исцарапаны слегка, но с боевыми ссадинами не перепутать. Значит, тебя били, а ты терпел.
— Да, что ты знаешь?!
— Ты прав, ничего. Только много знать и не надо. И так все понятно. Тебя бьют, ты терпишь. Может все же лучше на улице, как раньше? Не говорю, что проще. Но лучше.
— Кому?
— Кому лучше? Любому! Чтобы человеком себя чувствовать. Понятно, что холодно, голодно, но по-человечески. Я вас воробьёв часто вижу. Кошельки срезаете. Какая-никакая, но вольница. А здесь?
— Дагур, ты вот везде плавал. На юге тоже был?
— Был. Отсюда куда ни плыви, везде юг.
— Я слышал, там острова есть. Мелкие, много их. По океану рассыпаны. Правда, что там вода такая теплая, что даже зимой купаться можно?
— Правда.
— И там плоды на деревьях растут. Очень сладкие. Слаще шиповника?
— И это правда.
— А ты купался?
— Я там много, что делал. Там есть развлечения поинтересней купания. И уж куда как послаще твоих плодов.
— Какие?
Дагур усмехнулся:
— Маленький еще. Вот подрастешь, глядишь и узнаешь.
— Вот подрасти я и хочу. Весь. И чтобы руки на месте были.
Дагур залпом осушил кружку и подвинул его к мальчику.
— Налей.
Курти послушался.
— Я тебя учить, конечно, не буду. Во-первых, бессмысленно, во-вторых, я в людях разбираюсь, и ты из тех, кто учится только на своих ошибках. Вижу, ты уже об этом думал, выводы для себя сделал. Но вот скажи, разве не лучше жить там — Дагур мотнул головой в сторону двери — пусть на холоде, голодным, но без мерзкого ублюдка, который тобой помыкает. Да! С риском! Но, все же мать твою — с ощущением свободы!
Курти слушал молча, без эмоций, обняв кувшин. Затем ответил:
— Вот именно, с ощущением. Самой свободы нет. Только ее ощущение.
Наклонился к Дагуру и едва не вылив на него содержимое кувшина, прошептал:
— Свободы вообще нет. Есть только те, кто в нее верят и стремятся ощутить. А есть те, кто давно понял, что ее нет, а одного ощущения мало. И что на улице, что здесь одинаково хреново. Так вот. Я из тех, кто это понял.
Дагур откинулся к стене.
— Быстро ты повзрослел, мальчик.
— Опять же. Здесь жизнь такая, что взрослеешь быстро. А значит и умнеешь. Потому как те, кто не поумнел, теряют руку. А я хочу быть грустный, избитый, отчаявшийся, но с рукой.
— А что не смоешься отсюда? В смысле из Еловы. Только что спрашивал про острова, про юг. Каждую весну приходящие капитаны мальчишек берут. На грязную работу, конечно, но все лучше, чем здесь.
— Полагаешь, я не думал об этом? Думал. Это же возможность. Если не на корабле юнгой устроится, то хотя бы из города смыться. Где бы ни был, хуже, чем здесь не будет.
— Так в чем дело? Капитаны состязания устраивают, кто по мачтам лучше карабкается — ты даром, что худющий, силы-то есть, я вижу.
Курти вздохнул:
— Они с родителями приходят. Те за них капитанов и просят. Я уже пробовал. Меня не подпустили.
— Я уже жалею, что затеял этот разговор. Что тебе сказать?! Держись тогда.
— За что? У меня ничего нет.
Старик повертел кружкой по столу:
— Даже надежды?
— Почему? Я надеюсь.
Курти еще ближе наклонился к Дагуру и почти шепотом закончил:
— Надеюсь выжить.
— Это не надежда.
— Другой нет. Надеяться можно, если веришь, что жизнь изменится к лучшему. Мне надеяться не на что. Я бы описал тебе мое будущее, да не буду. Хреновое оно. Хочу лишь выжить.
— Что это? Жизнь что ли? Куда уж хуже парень?
С улицы раздался крик. Посетители прекратили гомон и прислушались.
Дверь распахнулась. На порог прыгнул какой-то малый из местных моряков.