— Садись, ешь, — кивнул он в сторону стола. — Это будет честно.
По лицу Колокольчика было ясно, что у него на этот счет имеется свое мнение. Но он вытер грязные руки о грязную одежду, уселся и стал жадно запихивать еду в рот. Курти высыпал ложки в ящик, повесил фартук на гвоздь и уселся напротив.
— И чего такой щедрый? — поинтересовался воришка.
— Колокольчик.
— М — м-м-м.
— Сколько сейчас за наводку полагается?
— Забыл ты нас Курти. В трактире работаешь, чистенький. Когда, как и все под мостом жил, таких вопросов не задавал.
— Когда под мостом жил вас здесь не прятал. Так сколько?
— Все так же. Четверть от куша.
— Это если разбойно, артелью. А если кошель срезать?
— Так же. Если меж собой другого уговора нет. А, что лох наклюнулся?
— Да был тут один, кошелем сверкал.
— Много?
— Много Колокольчик, много.
— Я тебе зачем? Забыл, как это делается?
— Тебе не все равно? Я ж тебе заработать предлагаю.
Колокольчик, ни на секунду не прекращая жевать, прищурился, насмешливо спросил:
— Боишься?
Курти ничего не ответил и только выжидательно смотрел на Колокольчика. Но тот не унимался:
— А мою руку тебе не жалко? Себя то бережешь. Вот поймают меня и оттяпают граблю. В прошлом месяце Вилли так поймали. Палач неумеха с первого раза не отрубил. Кость треснула, кисть на куске мяса повисла… мать моя… как Вилли орал! Захлебываясь, с воем. Вскочил, хотя его два бугая держали, а его обратно на колени… надо же дело закончить! Палач примеряется, чтобы в это место попасть, малыш наш продолжает орать — «Нет! Не надо, не надо, не надо»!
— Я там был, видел — стараясь быть спокойным, ответил Курти.
— Я тоже, да все наши там были… Такое никогда не пропускают. Хотя ловят нечасто. Тех, кто так глуп, чтобы три раза попасться, сразу и вылавливают. Нет, не подумай, я себя глупым не считаю, но каждый раз, когда в чужой карман лезу, приходиться напоминать себе, что я умный! И те два раза, что меня ловили, были теми самыми уроками, что вбили мне это в голову.
— То есть ты не боишься?
— Страшно только первый раз, когда секут. Во время второго раза боль и не чувствуешь. Тогда думаешь только о той боли, которая предстоит, если попадешься третий раз. Что я тебе рассказываю? Ты ведь сам знаешь.
— Колокольчик, ты винишь меня в том, что я не хочу себе такой судьбы? Не хочу потерять руку?
— Нет, в этом я тебя не виню. Интересно, что ты даже не паришься, подставляя меня.
— Я тебе даю шанс подзаработать.
— Ну да, ну да… Курти?
— Что?
— А ты знаешь, как говорят? — Колокольчик беззубо ухмыльнулся и подмигнул — Чего боишься, то и произойдет? Так, что ты не бойся. Ничего в этой жизни. Вот ты испугался, что руку тебе оттяпают и сюда ушел. Честно работать!
Слово «честно» он произнес с издевкой.
— И теперь живешь как… да хреново ты живешь! На побегушках! А я свободный!
Курти ничего не ответил на это и слегка выждав, продолжил:
— И еще. Делим пополам.
Колокольчик опять перестал трескать:
— Зарываешься Курти. То деньги за укрытие забираешь, теперь это. Ты знаешь, у нас за такое по голове не гладят, а если гладят, то дубиной.
— То, у вас, а сейчас ты у меня. На дело согласен?
— А, ты уже знаешь, когда и где твой лопух появится?
— Знаю. Ты согласен?
Колокольчик, вгрызаясь в рыбину, буркнул:
— А, что я теряю?! Много денег говоришь. Так, когда?
— Завтра, перед закатом.
Колокольчик уже уходил, вытирая рот рукавом, но перед самой дверью оглянулся:
— Зря ты ушел. Самый сноровистый был. Я большего ловкача не видел никогда. Талант у тебя Курти — талантище! Не только я говорю! Все наши! Ты рожден кошельки тырить!
Курти не ответил.
В тяжелой жизни бывает момент, когда всё настолько приспичит, что уже и выть не получается. Приходит осознание, что ты достиг какого-то предела и дальше так уже продолжаться не может. Когда-то Курти мечтал попасть в теплое место, наевшись сосулек под мостом. А сейчас в «Свинье с кувшином» вспоминал ночевку в старых ящиках и не мог сказать, что было плохо. Голоднее, но проще.
Сейчас увидел шанс. Хоть раз в жизни должно повезти. Жаль завтрак пропал, но это можно вытерпеть, главное дело. Картины замелькали самые соблазнительные, половина желаний еще и не сформировавшиеся, но сначала нормальная еда. И много!
Кусок хлеба, настоящего белого и с боку поджарившаяся корочка. Ее он отломит и обмакнет в подливу, и вместе с мясом отправит в рот.