Однажды он заметил в немецкой траншее миномет. Дождавшись ночи, проник в боевые порядки врага и метнул в минометный окоп гранату, забросал его своими знаменитыми банками. Стал наблюдать за поведением гитлеровцев.
— Взрыв гранаты, — рассказывал потом Вова товарищам, — взбудоражил немцев, но ни один из них не побежал. А когда они увидели банку, из которой струился дымок, один из них схватил ее и хотел выбросить из окопа. Вот тут-то и началось: банка в руках фрица сначала запела разными голосами, потом засвистела, заревела. Фашист растерялся, упал. В это время засвистели и заревели другие такие же банки. А я подкинул им туда парочку «лимончиков». Тут фрицы и дали стрекача — только каски замелькали над бруствером вдоль траншеи. Ну а я, не зевай, Фомка, на то ярмарка, спрыгнул в окоп, схватил минометик да и был таков.
Любимцем батальона стал и Насретдинов. Получив обещанную снайперскую винтовку, он начал творить чудеса. В первый день Насретдинов много часов лежал не шелохнувшись в своем окопе, выслеживая врага. Но гитлеровец был опытнее его. Как ни старался молодой снайпер, но так и не смог понять до вечера, откуда стреляет враг. Вечером, досадуя на свою неудачу, Насретдинов решил во что бы то ни стало перехитрить немецкого снайпера.
Всю ночь он был занят приготовлениями. К рассвету изготовил чучело, натянул на него гимнастерку, прикрепил винтовку и поместил в «гнезде» в руинах. Получилось здорово — издали чучело можно было принять за солдата, стреляющего из развалин. Сам Насретдинов устроился по соседству с чучелом, протянув к себе от него длинный шнур.
На рассвете затаился и стал ждать. Время тянулось томительно долго. Фашист не подавал признаков присутствия, хотя солнце было уже высоко.
Тогда Насретдинов решился. Дернул шнур. Раздался выстрел, и шевельнулось чучело. Тут же ответная пуля вырвала у чучела клочок гимнастерки. Но Насретдинов не успел заметить вражеского снайпера.
Пролежав спокойно еще несколько минут, гвардеец снова шевельнул своего «двойника». И опять немецкая пуля прошила чучело. В этот раз Насретдинов засек на противоположном скате оврага маленькое голубоватое облачко, поднявшееся над небольшим земляным холмиком. Это и был окоп злополучного снайпера. Гвардеец взял его на прицел, еще раз дернул шнур, и одновременно нажал на спусковой крючок.
Вражеский снайпер больше не стрелял.
Через неделю на личном счету у Насретдинова значилось уже до десятка истребленных фашистов. Но немецкие снайперы продолжали охотиться за нашими связными, подносчиками пищи и боеприпасов.
Комсорг 2-й роты старшина Григорий Шкабора проявлял особую заботу о питании бойцов. Не было случая, чтобы личный состав этого подразделения не получил бы пищи.
Так было и сейчас. В блиндаже Родичева старшина появился, как всегда, вовремя. Но был бледен и расстроен. Снимая с плеч термос, он через силу улыбнулся:
— Сегодня, братцы, вам придется быть на пище святого Антония. Видите, что сделал паразит — немецкий снайпер? — Шкабора указал пальцем на дыру в термосе. — Но это полбеды. Он, проклятый, испортил мне комсомольский билет, — Григорий достал из нагрудного кармана гимнастерки пробитую пулей красную книжечку. Потом, расстегнув гимнастерку, провел пальцем по фиолетовой полоске на груди. — Вот где прошла моя смерть.
— Счастливый ты, Гриша, легким испугом отделался. Могло быть и хуже, — заметил Николай Родичев.
— Не горюйте, товарищ старшина. Билет вам заменят, а синяк исчезнет. Вечером покажите мне то место, где вас обстрелял этот «паразит», и мы рассчитаемся с ним, — сказал Насретдинов.
…Наступило утро. Наш снайпер куда-то исчез. А на том месте, где вчера обстреляли старшину, начали твориться чудеса. По открытому полю вдруг пополз неведомо откуда взявшийся, набитый соломой мешок с прикрепленными к нему термосом и каской.
И «рыбка» клюнула на эту приманку. Вражеский снайпер выдал себя и был сражен.
Как-то вечером, когда совсем стало темно, вдруг за дорогой, против 1-й роты, в развалинах, зашипело радио, раздалась музыка, а за нею послышалась ломаная русская речь.
— Русь зольдат!.. Кончай война, здавайся плен… Тогда ты будешь живой. Много кушай. Не здаешься плен, будешь жаловаться. Наш армия ест сильная армия. На Вольга буль-буль тебе сделает…
— А сам ты не захлебнешься? — крикнул пэтээровец и дал несколько выстрелов. Репродуктор тут же умолк.