— А тебе, наверное, скучно, если они не попадают в наш дом? — улыбнулся Обухов.
— Приготовиться к бою! — подал команду лейтенант.
Стародубцев открыл амбразуру, стал осматривать сектор обстрела. Ни пехоты, ни танков противника не увидел. У самого дома проходила траншея. Сержант осмотрел ее и только хотел закрыть амбразуру, как в траншее разорвался снаряд. Взрывная волна отбросила Стародубцева в сторону и осколками кирпича размозжила ему лицо и голову. Так не стало нашего чапаевца. Одновременно сильно контузило лейтенанта Джевагу и исковеркало станковый пулемет.
За стеной появились фашисты. Оставшиеся в живых пулеметчики стали бросать гранаты. Обухов кинулся к ручному пулемету, предусмотрительно принесенному командиром взвода. Атака гитлеровцев была отбита.
БОЙ В ВОЗДУХЕ
Большая группа немецких бомбардировщиков появилась над нами во второй половине того же дня. Гвардейцы стреляли по ним из пулеметов, а Гугля — из противотанкового ружья, пристроенного на колесе для стрельбы по воздушным целям.
Пролетев над нами, «юнкерсы», как обычно, стали разворачиваться над Волгой. Из-за тучки показались три наших истребителя. Достаточно было «якам» дать одну-две очереди из пулеметов, как бомбардировщики стали бесцельно сбрасывать бомбы в Волгу и удирать.
На реке поднялись белые султаны.
— Что они делают, подлецы! — сокрушался пожилой гвардеец.
— Не видишь, что-ли? Бросают бомбы в воду, — отозвался другой.
— Без тебя вижу, что бросают, знаешь, сколько рыбы погубят?
Вокруг раздался смех и сражу же оборвался. В воздухе появились «мессеры». Их было вдвое больше, чем наших истребителей.
Два «мессера» отбили одного «яка» и увлекли его на запад. Бой развернулся над городом на такой высоте, что трудно было различить, какой из самолетов наш, какой вражеский. Мы ахнули, увидев, как один из них развалился на две части и между ними показался раскрытый парашют. Одна часть самолета сразу отвесно полетела вниз и взорвалась почти у самой земли. Другая — долго описывала спирали над железнодорожным вокзалом.
Оставшиеся два истребителя продолжали вести бой, и мы поняли, что наш летчик сбил фашиста. Западный ветерок гнал его парашют к Волге.
— Смотрите, что делает проклятый фриц. Зажег парашют, чтобы не попасть в плен, — крикнул кто-то, увидев под куполом парашюта дым. Но дым скоро рассеялся и парашютист приземлился где-то севернее штаба дивизии.
Позже выяснилось, что немец вовсе не собирался разбиваться. Он просто сжег свою планшетку с документами.
Оставшиеся «мессер» и «як» продолжали сражаться уже над Волгой. Выжимая полную мощность из моторов, противники шли друг против друга в лобовую атаку, однако в последнюю секунду у фашиста не выдержали нервы. Он перед самым носом «яка» отвернул, да было поздно: наш истребитель ударил его снизу, и обе машины упали в реку, подняв высокие столбы воды.
Два других наших истребителя сбили еще одного «мессера». Воздушный бой закончился победой советских летчиков.
Несколькими днями позже произошел еще один удивительный, можно сказать уникальный, случай. Стоял по-осеннему прекрасный день. Фашисты досыта набесновались и к полудню успокоились. Пользуясь этим, несколько наших бойцов собралось у какой-то развалины над обрывом покурить.
Неожиданно с вражеской позиции ударили зенитки, затарахтели пулеметы, а в воздухе послышался нарастающий гул моторов. Смотрим: пять «илов», очевидно, идут с боевого задания.
Над линией фронта один из них, как подстреленная птица, вдруг качнулся из стороны в сторону, резко сбавил скорость, стал отставать от строя. За ним потянулся длинный шлейф густого черного дыма.
Через несколько секунд «ил» пролетел над нами. Еще момент, и он мог бы опуститься на том берегу, но его охватило пламя. Клюнув носом, штурмовик пошел в пике. Кто-то не выдержал, крикнул:
— Что же не прыгает летчик? Ведь самолет сейчас взорвется или упадет в воду…
— Наверное, он уже отпрыгался, — грустно возразил ему другой боец.
И здесь от «ила» отделилась черная точка, полетела вниз. Почти над самой водой раскрылся парашют. А самолет, достигнув того берега, врезался в землю, с грохотом взорвался.
Летчик гвоздем вошел в воду. Опустившийся купол парашюта накрыл его. Мы оцепенели. Но через несколько секунд до нас донеслось:
— Смотрите, смотрите, летчик жив!
Я всматривался в бинокль. Летчик старался освободиться от отяжелевшей мокрой одежды и обуви, пока парашют служил ему точкой опоры. А когда полотно стало тонуть, летчик взмахнул ножом, отрезал стропы.